Доротея поглядывала на Юлиана, который сидел за кухонным столом и старательно писал. Ей как-то не удалось скрыть от него, что у неё проблемы с ведением магазина, и вот он уже не первый час занят тем, что набрасывает для неё эскизы рекламных листовок. Трогательно. Ей хотелось обнять его и потискать, но вряд ли он одобрил бы эти телячьи нежности.

– Ну вот, я всё подсчитал, – оторвался он от бумаг. – При помощи тройного правила. Если машине на сто километров требуется 8 литров бензина, то за один километр она сжигает 0,08 литра. До супермаркета пятнадцать километров, в два конца будет тридцать. Тридцать умножить на 0,08 будет 2,4 литра. Если литр стоит 1,42 евро, то экономия, если покупать не в супермаркете, а в твоём магазине, составит 3,41 евро. Вот это ты и должна объяснить людям! Это значит, что если даже у тебя они заплатят за покупку на 3 евро больше, чем в супермаркете, они всё равно оказываются в выигрыше.

Доротея удивилась. Столько стоит поездка в супермаркет? Об этом она и сама никогда не задумывалась.

– Ты прав, – сказала она. – Я должна им это объяснить.

Юлиан великодушным жестом протянул ей листок.

– На. Можешь пересчитать, если хочешь.

– О, твоим расчётам я вполне доверяю. – Учитель математики возлагал на её сына большие надежды.

– У папы Симона, – вспомнил он, – знаешь, какая у него машина? Такая, что расходует двенадцать литров. Это мне Симон рассказывал. Так он бы экономил ещё больше. Только он живёт не у нас в деревне, а в Блаукирхе.

Доротея перевернула листок. На обратной стороне был распечатан какой-то текст, из статьи или вроде того, по-английски.

– А что это за бумага, на которой ты пишешь? – спросила она с нехорошим предчувствием. – Откуда она у тебя?

Юлиан испуганно посмотрел на неё.

– А что?

– Ну, ведь… – Она взяла другие листки, перевернула их. Диаграммы. Предложения – такие как «Super-K-zones have often been described as horizontal lenses». – Это похоже на что-то важное. Надеюсь, ты взял это не в кабинете у отца?

– Нет. Мы нашли это в подвале.

– В подвале?

– Да, недавно, когда здесь были Симон и Оливер. Целую коробку. Она стояла в старом шкафу в комнатке за котельной, там, где кирпичные стены, а потолок круглый, помнишь?

– Сводчатый, – поправила Доротея. С тех пор как они въехали, у неё никак не доходили руки прибраться в старом подвале.

– Я думал, эта бумага уже никому не нужна, – сказал Юлиан, надув губы.

– Можно подумать, в доме больше нет бумаги. – Она смотрела на лист, видимо, титульный. «The imminent collapse of the Ghawar oilfield as a result of long-term overproduction».[32]– И где эта коробка теперь?

– В моей комнате.

Под заголовком стояли имена авторов: Дэвид Барнс. Гиоргос Лефтакис.

И Ахим Анштэттер.

У Доротеи подкосились ноги.

– Принеси сюда.

– Явно пробные оттиски, – сказал Вернер. Он осторожно перебирал стопку бумаги из отсыревшей картонной коробки. Страницы повторялись; титульный лист попадался ему уже несколько раз. – Разные версии одной статьи или доклада, над которым работал и Анштэттер.

Доротея стояла у раковины, обхватив себя руками. Ей было зябко.

– Значит, он инженер или ещё какой-то специалист по нефти.

– Похоже на то.

– Доклад, который предвещает крах какого-то нефтяного поля, если я правильно поняла.

– М-м-м. Да.

Доротея сделала глубокий вдох – как будто через силу.

– Ты видел дату в нижней строке?

– Конечно.

– Он написал этот доклад и сразу после этого выставил свой дом на продажу. Этот дом, на который уходит столько мазута, будто у него дыра в топливном баке.

Вернер посмотрел на неё укоризненным взглядом, говорящим о том, что жена явно преувеличивает.

– Я знаю, что ты думаешь, – сказал он подчёркнуто спокойно. Почти так, как разговаривают психиатры. – Ты думаешь, Анштэттер, будучи инженером-нефтяником, узнал, что нефть на исходе, и после этого быстренько нашёл глупца, которому и продал этот дом. – Он отрицательно помотал головой, быстро, пока она не успела ему возразить. – Но, Доро, это чепуха. Речь тут идёт о каком-то конкретном, единичном нефтяном поле. Таких полей тысячи. Каждую неделю какое-то из них теряет производительность. Зато разведывают другое. Ничего необычного. – Он потряс листами, которые держал в руке. – Такие отчёты пишем и мы. Это происходит, ну, я не знаю, когда речь идёт, например, об усталости металла в определённых деталях мотора, но если такой отчёт прочитает неспециалист, у него сложится впечатление, будто мы строим моторы, которые могут в любой момент взорваться. Такие отчёты рассматривают частные проблемы сквозь лупу, – надо быть осведомлённым, чтобы правильно позиционировать их. А в нефтяной отрасли мы с тобой оба профаны.

Всё это звучало вполне разумно. Только её недоброе предчувствие не поддавалось доводам рассудка.

– Всё моё детство я слышала, что нефти хватит только до 2000 года. Может, вот оно и наступило, это время?

Вернер снисходительно посмотрел на неё.

– Извини, конечно, но твой отец был в этих вещах несколько… как бы это сказать…

– Это говорил не только мой отец. Все так говорили. Даже в школе нас так учили. – Она решила высказать всё, что и без того витало в воздухе. – Этот звонок тогда, помнишь? В тот день, когда мы узнали об автокатастрофе Маркуса. Какой-то мужчина хотел говорить с Анштэттером. И когда я ему сказала, что мы новые владельцы…

– Доро! Но это же…

– «Быстро же он среагировал». Вот что он тогда сказал. Это многое выдаёт, ты не находишь?

– Знаешь, если честно, мне всё это кажется немного параноидальным.

Доротея не сводила с него глаз.

– Давай поедем к Анштэттерам и спросим у них.

– Мы даже адреса их не знаем.

– Ну, это, наверное, не проблема. В конце концов, человек, который продал им свой новый дом, тебе знаком, разве нет?

Вернер аккуратно сложил бумаги в стопку.

– Завтра я пороюсь в Интернете и посмотрю, как обстоят дела. Что означают все эти недомолвки, например. – Он взглянул на неё, и от него не ускользнуло, что она осталась недовольна. – Эй, послушай! Хоть цены на бензин и поднимаются, но это ещё не значит, что вот-вот наступит конец света, верно?

Движение было просто адское. Маркусу казалось, что он двигался в исключительно сложной компьютерной игре, и дело дополнительно осложнялось тем, что авария стоила бы ему не только денег, но и привела бы его в тюрьму. Он ехал предельно внимательно, стараясь двигаться чуть медленнее, нежели чуть быстрее. Ад. И хуже всего было то, что этот ад был в нём самом.