— Мы позаботимся о них, — в третий раз пообещал барон.

Но король его не услышал.

Переговоры окончены. Им нечего друг другу предложить, а значит, пора расставаться. Генрих приподнялся на локте и плюнул Нучику в лицо.

— Будь ты проклят, галанит.

Побагровевший барон вскочил на ноги.

— Я обещаю… я клянусь… я лично удавлю твоих ублюдков! Я начну с самого младшего… Я…

— Они у Помпилио! — расхохотался ему в лицо Генрих. — И если ты приблизишься к парням, он отстрелит тебе всё, что сочтет нужным!

Вторая порция королевской слюны растеклась по физиономии галанита, и озверевший Нучик вцепился Генриху в горло.

* * *

«Помпилио сказал, что мы торопимся, а потому приходилось не только выжимать максимум из двигателей „Амуша“, но и ловить попутный ветер. Не спорю: Дорофеев показал себя во всей красе. Он действительно превосходный капитан, чувствующий, или даже предчувствующий, воздушные потоки. Он мастерски менял высоты, перебрасывая „Амуш“ из одного течения в другое, но вот комфортным я наше путешествие назвать не могу. Цеппель дрожал, как похмельный цепарь, и если вы думаете, что изготавливать в таких условиях боеприпасы несложно, то вы ошибаетесь. Меня мутило, я с трудом удерживал равновесие и постоянно хватался то за стол, то за стулья. Я едва не опрокинул „Самовар“, крепко ударился об атанор и разбил три пробирки. Но Помпилио приказал срочно восстановить боезапас, так что приходилось мучиться. А чтобы я не скучал, в лабораторию периодически наведывался Валентин и высокомерно интересовался, почему так мало сделано…»

Из дневника Андреаса О. Мерсы alh. d.

— Лево руля на десять!

— Есть лево руля на десять!

— Так держать!

— Есть так держать!

— Руль высоты плюс пятнадцать!

— Есть руль высоты плюс пятнадцать!

Дорофеев командовал, прогуливаясь вдоль окон мостика и не сводя взгляда с облаков: и тех, что приближались спереди, и тех, что охватывали цеппель справа и слева. Он читал загратийское небо, как книгу, и ни разу не ошибся с выбранным направлением, ни разу не позволил «Амушу» снизить предельную скорость.

— Руль высоты ноль!

— Есть руль высоты ноль!

Помпилио следил за действиями капитана из кресла. Идти в каюту адигену не хотелось, общаться с гостями — тоже, и он выбрал мостик, на котором его могли потревожить лишь в самом крайнем случае.

— Мессер!

Спать Помпилио не собирался, но накопившаяся усталость взяла свое — адиген задремал, и негромкий оклик радиста заставил его вздрогнуть.

— Что?

— Вас вызывает Нестор.

— Очень хорошо. — Помпилио выбрался из кресла. — Ты всё подготовил?

— Да, мессер, нужно только нажать на…

— Я знаю, на что нужно нажать. Жди здесь. Нет… Найди Теодора и скажи, что я хочу кофе.

Помпилио прошел в заставленную гудящими приборами радиорубку, взял микрофон, помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями, после чего надавил на кнопку и произнес:

— Это Помпилио, прием.

— А это Нестор, — послышался вальяжный ответ. — Доброе утро, кузен. Собрался на Свемлу? Прием.

— Срочные дела заставляют меня оставить Заграту.

— Да уж, дел ты наворотил.

— Я рад, что ты оценил мои скромные усилия.

— Я не держу на тебя зла, Помпилио, — с прежним спокойствием и даже благодушием продолжил Нестор. — Ты имел право на церемонию. Получилось романтично, но искренне.

— Твое имя опозорено.

— Я отрекся от дер Фунье, — сообщил мятежник. — Оно связывало меня с Каатой, а Загратой, по моему глубокому убеждению, должны править загратийцы. Теперь я Нестор Гуда, надеюсь стать основателем адигенской семьи Гуда. — Нестор тихонько рассмеялся. — Мы еще посоперничаем с Кахлесами, Помпилио, обещаю!

— Будет весело… кузен.

Церемония порицания била не столько по отступнику, сколько по его имени, бросала тень на род, и смыть с семьи позор адиген мог только одним способом — отречением. Он отказывался от имени, оставляя прилипшую к нему грязь, и должен был начинать всё сначала. Чистым, но в одиночку. Помпилио догадался, что Нестор давно подумывал о смене имени, и проведенная церемония лишь ускорила неизбежное. Теперь древние правила соблюдены, Нестор повел себя так, как должен был, фактически признал правоту Помпилио, а значит, мог рассчитывать на нормальное к себе отношение.

— Как отнеслись к произошедшему твои галанитские дружки?

— Посочувствовали.

— Глупцы.

— Ты обо всем догадался?

— Я с самого начала не сомневался, что ты нацелился на всю Заграту, но был удивлен действиями Компании. Почему она тебя поддерживает? Даже младенцу ясно, что ты обязательно ее обманешь.

— Они надеются обмануть меня первыми.

— Зная тебя — а они тебя знают, — это большой риск.

— У галанитов не было выбора, — честно ответил Нестор. Помолчал и продолжил: — Три с половиной года назад геологи Компании обнаружили в Азеанской пустыне колоссальные залежи нефы, и Заграта мгновенно превратилась в лакомый кусок. К Генриху прибыл директор-распорядитель Нучик, объяснил ситуацию и предложил хорошие условия сотрудничества — десять процентов от прибыли. Однако мой гордый, но туповатый кузен потребовал половину, чем изрядно разозлил галанитов.

— Но виду они не показали, — уточнил Помпилио.

— Они приняли условия Генриха, но начинать добычу не спешили, занялись подготовительной работой, а заодно исследовали два других континента.

— И готовили переворот.

— С самого начала, — подтвердил Нестор. — Как только я узнал о наглом поведении Генриха, сразу же отправился на Галану и предложил директорам-наблюдателям помощь. Сказал, что лично меня десять процентов вполне устраивают.

— Но почему они тебе поверили?

— Потому что я пригрозил поддержать своего гордого, но туповатого кузена, — рассмеялся Гуда. — Помпилио, я удивлен твоей недогадливостью.

Весомый аргумент: военный талант Нестора и адигенская его жесткость гарантировали бы Заграте спокойствие. Вместо мятежа — поддержка, и у Трудовой партии не осталось бы никаких шансов.

— Почему же ты не поддержал короля?

— Потому что власть должна принадлежать адигенам, — убежденно ответил Нестор. — Все эти расплодившиеся ханы, короли и президенты должны ежесекундно доказывать, что они достойны своего положения. И стоит им допустить хоть малейшую оплошность, мы обязаны без колебаний брать то, что принадлежит нам по праву. Мы всегда первые, Помпилио, и не мне тебе об этом рассказывать.