рядом с этой девушкой, то это будет твой последний вдох, — спокойно говорю я.

Растерянный взгляд Гриффина прожигает мне спину, когда я следую за своим непутевым братом в кусты.

Он ждет на поляне, попыхивая сигаретой. Я бросаю полный отвращения взгляд на его торс с твердыми мышцами, выкрашенный красными чернилами. Я делаю шаг в сторону, не желая испачкать этим дерьмом свое новое шерстяное пальто.

— Одежда на самом деле тебе просто не нравится, да?

Он ничего не отвечает. Мы идем под снегопадом и тяжелой тишиной, при фонарике моего телефона и периодическом грубом предупреждении Габа: — Пень. Корень. Канава, — направляя меня. Когда деревья сужаются на краю крутого оврага, я медленно останавливаюсь.

— Я не собираюсь туда спускаться.

— Боишься, что испортишь костюм?

— Да, на самом деле.

Взгляд Габа вспыхивает чернотой.

— Ты спустишься по нему, или я перекину тебя через плечо и понесу вниз, как маленькую сучку.

— Напомни мне ещё раз, как так вышло, что мы родственники?

Он весело хмыкает и, вероятно, зная, что получит по яйцам, если попытается спустить меня на своих плечах вниз по склону, начинает спуск.

Будь проклят итальянский пошив. Мои кожаные ботинки тонут в ледяной слякоти, а пальто рвется, зацепившись за ветки на спуске. Внизу мы поворачиваем направо, следуя по замерзшему оврагу вверх по течению. Прямо перед нами вход в пещеру становится все шире с каждым шагом, пока нас не поглощает ее черная пустота.

Темнота приходит с влажным холодом. Я увеличиваю яркость фонарика на телефоне и иду на звук тяжелых шагов Габа, который шагает впереди меня. Мы ныряем под низкий провал в потолке, и когда я выпрямляюсь с другой стороны, тяжелая рок-музыка плывет сквозь темноту и касается моих замерзших ушей.

— Если ты решил заняться причудливыми развлечениями, не посоветовавшись со мной, я буду в бешенстве, брат.

Мы поворачиваем за угол и теплое сияние рассеивает тьму. От него веет жаром и зловещим мерцанием, пляшущим на стенах пещеры. Когда мы входим в похожее на пещеру помещение, я понимаю, что это светит костер.

Несмотря на жару, у меня стынет кровь.

— Какого хрена, Габ?

Не говоря ни слова, мой брат обходит костер и опускается на потрепанный диван, прижатый к неровной стене.

— Технически это Яма. Только вход находится в Лощине.

Я закатываю глаза. Этот человек не в своем уме, если думает, что я говорю о границах территории, а не о чуваке с кляпом во рту и привязанном к стулу по другую сторону костра.

Расстегнув пальто, я выкидываю удивление из головы и переключаюсь в режим «Исправь это». Я хорошо разбираюсь в том, как предотвратить ущерб, особенно когда дело касается моих братьев-идиотов. Только в прошлом месяце мне пришлось вернуться из Вегаса, чтобы разобраться с беспорядком, который устроил Анджело, взорвав машину дяди Ала.

Шаг первый — оценить ущерб. Я провожу пальцем по булавке на воротнике и окидываю пещеру объективным взглядом. Потрескавшийся кожаный диван, на котором сидит мой брат. Высокий металлический шкафчик с замком и цепью на ручках. Потный мужчина, обмотанный веревками.

Его взгляд встречается с моим, отчаяние оттеняет страх. Вот в чем особенность моих хороших костюмов и внешности. Они делают именно то, для чего предназначены: обманывают людей, заставляя их поверить, что я джентльмен.

Я отворачиваюсь.

— Поздно откупаться от него. Просто пусти ему пулю в голову, и к утру медведи доберутся до его тела.

С ленивой ухмылкой Габ откидывается на спинку дивана и закуривает еще одну сигарету.

— Я с ним не закончил.

— Тогда на кой хрен я тебе нужен? — мы смотрим друг на друга, рок-музыка отражается от стен и бьет по ушам. — Выключи это дерьмо, — рявкаю я. — Я не слышу собственных мыслей.

Габ пинает сабвуфер, стоящий у его ног, и грохот стихает.

— Это твоя проблема, что ты много думаешь.

Я игнорирую его обычную колкость по поводу того, что сорок процентов своего дня я сижу за столом, и провожу рукой по пещере.

— Почему именно здесь?

С ворчанием Габ засовывает сигарету в уголок рта и направляется к своему пленнику. Я не знаю, как долго он был во власти моего брата, но, судя по безвольно опущенной голове и количеству крови на торсе брата, это продлится недолго.

Он вздрагивает, когда тело Габа отбрасывает черную тень на его плечи, но у него нет сил ни на что другое. Все меняется, когда Габ запрокидывает голову, вынимает сигарету изо рта и втыкает ее мужчине в глаз. Внезапно он набирается сил, чтобы наполнить пещеру оглушительным криком.

Безумный взгляд брата переходит на меня.

— Мне нравится акустика.

Господи.

Я никогда не задавался вопросом, откуда у него такая тьма в душе, она проходит через всех нас троих, как дополнительная нить ДНК. Нет, меня интересовало только, почему я скрываю свой садизм. Анджело пытался убежать от него, но Габ несколько лет назад решил, что нырнет в него с головой, словно отчаянно желая узнать, что находится на дне.

— Кто он такой?

— Один из нас.

Я хмурюсь.

— Из мафии?

— Некий Висконти. Один из наших дальних кузенов с Сицилии. Данте переправил целую лодку, чтобы они ему помогли.

Внутри меня вспыхивает раздражение.

— Ты не придерживаешься плана, Габ. Мы сказали действовать тонко. Это не совсем похоже на продуманный шахматный ход.

Его лицо ничего не выражает, когда он смотрит в огонь.

— Шахматы наводят на меня скуку, а когда мне скучно, случаются плохие вещи.

Я презрительно хмыкнул. Когда мои мысли уносятся из пещеры к Пенелопе в машине, я провожу рукой по рубашке и перехожу к сути.

— Я думал, тебе нужна помощь. Ты привел меня сюда только ради воссоединения семьи?

— Нет, для некоторого облегчения.

— Что?

Он кивает на затылок мужчины.

— Твоя идеальная жизнь полетела в тартарары, поэтому сейчас можешь себе ни в чем не отказывать.

Мы смотрим друг на друга поверх разгневанного пламени и мокрого от пота лба, когда осознание наполняет меня.

— Ты серьезно?

Он только смотрит в ответ.

Удивление и недоверие приподнимают уголки моих губ, я вытираю их ладонью.

— Ты ненормальный, но ты итак знал это, — когда он не отвечает, я поднимаю руки, демонстрируя свои безупречные костяшки пальцев — единственную часть моего фасада, которую я не могу снять в конце дня. — На самом деле это не мое, брат.

Он кивает.

— Я не забыл, красавчик, — его шаги эхом отражаются от скалистого потолка, когда он подходит к шкафчику, достает ключ из заднего кармана джинсов и открывает его.

Разрываясь между отвращением и нездоровым восхищением, я подхожу