— Я видел, — буркнул Женя, забирая у Оли подсвечник. Пять минут назад он очнулся на полу в комнате малышей, в восточном крыле. Он помнил приснившуюся больницу, облезлую палату и разлагающуюся бабушку, вернее тварь, которая прикидывалась его бабушкой. Помнил, словно все случилось наяву. В какой-то степени так и было.

Это не сон, это проделки тьмы, и, вероятно, бабушка действительно мертва… совсем, навсегда. Потому что тьма не привязана к поместью — она везде, где есть зеркала. В Казани, в Токио, в Будапеште, буквально везде. Не сбежать от нее… И Женя сразу догадался, куда тьма заманила Артема.

— Игорь Сергеевич говорил, это лестница, ведущая в ад, — он показал на рисунок. — Так вот, Игорь Сергеевич ошибся. Потеряв сознание, я попал не в ад, а в зазеркалье. Туда отвел меня этот монстр. Продемонстрировать, что случилось с моей бабушкой.

— Выходит, и Артем там.

За поваленными шкафами и опрокинутыми кроватями шебаршили крысы. Зеркало отражало скопление теней.

— Обряд перехода души, — прошептала Оля, оглядывая фреску. Она до крови искусала губы, ногти вонзились в ладони. — Помнишь историю про шумерских жрецов, которые обпивались настойкой и впадали в летаргический сон?

— Да… Но у нас нет такой настойки. А если бы и была…

— Это вход. — Оля ткнула пальцем в амальгаму. — Я пойду за Артемом.

— Как? — изумился Женя.

Олины глаза блеснули в свете ламп.

— Ты поможешь мне умереть.

* * *

Игорь Сергеевич дышал, но не реагировал ни на встряску, ни на пощечины. Словно и его душу чудовище прихватило в свой серый мир. Оставив безрезультатные попытки растормошить учителя, Оля подошла к бассейну. Встала на колени у края купели, окунула руку. В другой руке она сжимала телефон, скролила судорожно ленту.

«Интернет, — подумал Женя, хлопая ресницами. — Интернет в смартфоне — и демоны, крадущие детей. Добро пожаловать в реальность…»

Ныряя за Артемом, Оля и не заметила, насколько холодная в купели вода. Братик в мокрой одежде лежал рядом. Не уследила. Не защитила от происков зла. Мама, прости, я постараюсь все переделать.

Оля запретила себе плакать. Прочла из статьи:

— Человек теряет сознание между тридцатью и ста восьмьюдесятью секундами без кислорода. Через минуту мозговые клетки начинают умирать. Пять минут — смерть становится неизбежной. Есть исключения, тренировочные процедуры. Рекорд задержки дыхания — двадцать две минуты.

— Что это дает? — недоумевал Женя.

— А то, что мозг живет без кислорода минуты четыре. Но в холоде — дольше. Семь-восемь.

Оля посмотрела на брата, подпитываясь решимостью. Разулась, сняла носки. Посчитала до десяти, жестом прервала увещевания Жени.

— Умеешь искусственное дыхание делать?

— Да…

— Разбуди меня поцелуем. — Она сумела улыбнуться, но улыбка была горше полыни.

— Оль, мы не знаем…

— Семь минут. Откачай меня через семь минут. Я успею.

— Ох ты ж блин…

В подвале и в отзеркаленном мире Оля смело спрыгнула на замшелое дно бассейна. Битая плитка колола босые пятки. Кулон раскачивался под кофтой, щекотал кожу серебряными крыльями.

Женя включил на телефоне таймер. Его руки дрожали, по лбу обильно тек пот.

— Надави, чтобы я не всплыла, — клацая зубами, сказала Оля.

И, как учила когда-то давно мама, легла на воду, лицом вниз. Она представила берег Черного моря, теплые волны, песочный пляж. Мама смеется, резвясь на отмели, переругиваются чайки, терзая пакет с недоеденными креветками.

В пионерском лагере, когда восьмилетняя Оля впервые услышала про Пиковую Даму, она подумала: «Если решусь, попрошу быть единственным ребенком в семье. Не нужен мне никакой брат!» То желание она так и не произнесла, ритуал не был проведен. Но вдруг в одном из измерений, в одной из вероятностей, Оля накликала беду, просто представив смерть Артема?

Оля открыла глаза, всматриваясь во мрак. Ощутила Женины ладони на лопатках. Он толкал ее вниз. В ушах, в голове гудело. Тьма полыхнула белым. Словно папарацци защелкали фотоаппаратами, а она была главной звездой.

Чик. Чик. Чик.

Вспыхивало в черепе, за расширившимися до предела глазами. Конечности онемели, сводило судорогой икры. Сколько времени прошло? Почему она не теряет сознание? Смерть, где ты?

Грудь, казалось, вот-вот взорвется, выломаются ребра. Пытка была сильнее воли.

Она нащупала ботик, пошлепала слабо пальцами, требуя, чтобы Женя отпустил ее. Давление тут же прекратилось, Оля вынырнула, жадно глотая кислород, протирая костяшками глаза.

— Прости. Прости, черт подери, я не могу! Больше не могу!

Она посмотрела по сторонам. Женя исчез. Оля…

* * *

…Оля обмякла в купели, и Женя хотел помолиться богу, но, зыркнув на фреску, вспомнил, какие именно божества обитают за гранью миров. Он стиснул зубы и сказал, что свернет шею хоть Нергалу, хоть Аиду, если они позволят Оле умереть.

Пять сорок, — показывал таймер.

Оля…

* * *

…Оля медленно вышла из бассейна, из черной, как нефть, воды. Ручейки стекали по телу и одежде, но холодно почему-то не было. Вместе с Женей пропал и весь хлам. Подвал вычистили: ни кукол, ни манекенов, ни паутины в углах, ни ламп. Пламя свечей озаряло голые стены. Сотни огарков, натыканных там и тут, лавовые натеки воска…

— Получилось, — прошептала Оля. — У нас получилось! Я перенеслась!

В дверном проеме над постаментом горело электричество. Пораженная, Оля увидела в зеркале захламленное подземелье, саму себя, плавающую в купели лицом вниз, и перепуганного Женю, уставившегося на таймер.

— Эй! — окликнула она.

Женя не слышал, отделенный стеклом и стеной, пролегающей меж измерениями. Он сказал раскатисто:

— Пять двадцать.

Замедленная речь, как на зажеванной пленке. Там время шло по-другому.

Таймер вел обратный отсчет.

Оля отклеила от пола длинную и толстую свечу и поспешила к выходу из подвала. Вспомнила шикарно иллюстрированную книгу Льюиса Кэрролла, которую подарила ей мама на десятый день рождения. Нынче она, как сказочная Алиса, путешествовала по зазеркалью, но зазеркалье было тоскливым и пустым, вымороженным местом, так похожим на особняк детоубийцы.

Строительный мусор пропал из северного крыла. В этой вселенной за окнами было черно, как за иллюминаторами космического корабля. По стенам сочилась вода, с потолка капало. Босые пятки ступали по скрипучему паркету.

Оля выставила перед собой свечу и вышла в холл.

Перед ней стоял человек. Она видела только спину в спортивной кофте, эмблему олимпийских игр, но безошибочно узнала и прическу, и широкие плечи.