в своей практике инквизитора хоть одно загадочное злодеяние, в котором кто-нибудь не попытался бы обвинить евреев. И зачастую это имело смысл, иногда даже оказывалось чистой правдой, но тут — как-то уж очень просто.

— Никогда такого не слышал, да вот опять. Ну и зачем это нужно евреям?

Нет, понятно — евреев на Карибах полно с давних пор. Многие ещё во время первой, настоящей жизни Лопе бежали от инквизиторов сюда. Некоторые даже не особо скрывали, кем являются: Новый Свет есть новый, тут закон — джунгли, алькальд — ягуар. Какие уж там эдикты против иноверцев… формальности, которые на фронтире почти не работают.

— А зачем они распяли вашего боженьку? Евреи, друзья мои — суть отцы всех зол. Но я свою теорию не на этом основываю, конечно. То, что происходит на Эспаньоле — не случайные совпадения, не проявление чьего-то пустого желания пустить кровь. Это, друзья мои, заговор. Каждое убийство — явно часть плана.

— И в чём состоит план?

— В том, чтобы лишить остров людей, способных хоть кого-то организовать. Отсечь голову. Оставить каждый местный народ без предводителей. Вы заметили: не было ни слова о жертвах среди иудеев? Не было, потому что их и нет. Совпадение? Я так не думаю.

Логично, конечно, да уж больно белыми нитками шито… Мама Бриджит положила руки на плечи Лопе. Не очень-то мило вышло: скорее холодок по спине.

— Если вы, доблестные инквизиторы, желаете совет — я бы предложила обратить пристальное внимание на родню сеньора Захарии. Уж простите, сеньор, но из такой песни не выкинуть слов. В это сложно поверить, полагаю, но ни один лоа вам сейчас не враг. Думаю, выражу общее мнение: нас устраивает сложившийся порядок. Меньше всего мы хотим, чтобы он разрушился.

— И поэтому… — продолжил Самди. — Мы с моей возлюбленной супругой тоже постараемся кое-что выяснить. Хорошо, что вы приехали, хоть и странно такое говорить. Ведь это именно я, друзья, желал организовать встречу. Уверяю: прочие из моего племени вас видеть рады не более, чем вы их. Но такие уж настали времена… мы сейчас слабее, чем кажемся. Не стану этого скрывать.

Оно и понятно: полубожки, продукт нелепых негритянских суеверий. Всемогущих и всеведущих под этой крышей не водится, пусть обычные люди куда слабее и глупее. Зато Лопе и его парни — люди отнюдь не обычные. Командир эмиссаров не проникся особым доверием к лоа и заранее предвкушал, как на тему возможной вины иудеев будет говниться Захария.

Но проверить эту версию однозначно стоило.

***

Улицы Санто-Доминго по вечерам, как инквизиторы уже заметили, нынче не бывали полны народу. Однако еврейский квартал оказался совершенно безлюдным: плотно затворённые двери и ставни, никаких звуков, ни души.

Можно было истолковать это каким угодно образом, но Лопе решил не пускаться в пустые размышления.

Захария, пряча обрез под плащом, шагал впереди. Эмиссары рассудили, что если уж какой случайный прохожий попадётся — иудей вернее найдёт с ним общий язык. Лопе и Ролдан шли вровень, оба держали руки на оружии и не старались придать себе миролюбивый вид. Никто не ждёт в гости Святую Инквизицию — и никто не радуется встрече с ней. Особенно евреи.

Какого-то конкретного плана действий не было: сначала нужно осмотреться.

Узкая улочка петляла, забиралась на крутой холм. Дома здесь сплошь были в два или даже три этажа, весьма добротные, многие — зажиточного вида, как и следовало ожидать. Так что стены буквально нависали над головами инквизиторов. Иногда они всё-таки слышали что-то из-за дверей и ставней: неосторожный шаг на скрипучую половицу, звон посуды, плач младенца. Но местные жители явно скрывались, а ещё Лопе не отпускало одно ощущение…

— Как думаешь, Ролдан: жиды за нами следят?

Коль скоро Дискено — скорее всего, вовсе не человек, то чувствовать может больше. И точнее. Лопе подозревал, что так и обстоит, но до сих пор не убедился в полной мере.

— Они знают, что мы здесь.

Агирре поправил перевязь с эспадой, погладил рукоятку револьвера. Наблюдают, это точно. Не самое отрадное знание, но лучше всё-таки ведать такие вещи, чем вовсе не подозревать о них.

— Ежели так никого и не встретим да везде будет затворено — пойдём к дому раввина. Захочет он открывать, не захочет, всё одно: войдём. И зададим вопросы. Я не думаю, что на нас решатся напасть, даже если евреи и правда виновны. Нет, первыми не нападут. Поэтому важно держать себя в руках, ты понял?

В том, что Захария не станет палить без нужды, Лопе не сомневался, а вот Ролдана решил всё же предупредить. Загадочный спутник обратил на командира недоумённый взгляд из-под полей шляпы.

— А я разве дёргаюсь?

— Ну, вроде бы нет.

Тем временем Захария вдруг замер. Товарищи ускорили шаг и мигом настигли его.

— Слышите?..

Лопе слышал. Мерный звук, будто сваю в землю забивают, но ритм совсем другой. Ритм точно как у… шагов? Да. Чёрт возьми, да. Это были шаги. Гулкие, тяжёлые: некто приближался, пока не показавшись из-за очередного угла на крутом вираже улочки. Чем ближе становился незнакомец, тем отчётливее становилось ясно: он больше и тяжелее обычного человека.

Кажется, гораздо больше и тяжелее. Вот уже стало слышно, как от его поступи дребезжат окна.

— Это что?.. — проговорил Лопе, пихнув в бок Ролдана.

— Возможно, это…

— Боюсь, мы думаем об одном и том же?..

Из-за угла показалась огромная тень: она легла на освещённую луной мостовую и растянулась по стене. Ночные тени обманчивы, но Лопе был готов поклясться: в этом существе росту метра четыре, не меньше. Догадка определённо блеснула в головах у всех, но озвучил её лишь Захария.

— Это, мать его, голем!

Колосс почти показался из-за угла: сначала нога — толщиной с хорошую корабельную сосну, потом часть тела и голова. Голова с горящими во мраке глазами.

Щелк, щёлк: Ролдан взвёл курки револьверов.

— Мы сможем его убить?

— Не уверен. Это же, етить, Каббала. Наши примочки могут не…

— А он нас?

— О, это запросто.

Дискено поднял свои револьверы на вытянутых руках, направил их на голема, но рукотворное чудище это не впечатлило совершенно. Оно по-прежнему приближалось, без спешки, однако совершенно неотвратимо.

Захария прав. Магия Каббалы — то, с чем и инквизиторам не стоит шутить шуток.