Верилось с трудом, конечно. Но дураки и предатели встречаются везде: на этой войне тоже. И сама церковь, увы, не была исключением — в конце концов, на что ей иначе Святая Инквизиция? Сад необходимо пропалывать. Нарывы — вскрывать. Омертвевшие ткани — иссекать.

— Допустим. И что, у тебя доказательства найдутся?

— Ты, Лопе де Агирре, в подобном деле ничему не поверишь, кроме собственных глаз. А равно и твои друзья. Особенно этот… который целится не глазом. Я, кстати, знаю, откуда взялся ваш Ролдан. Может, когда-нибудь расскажу. Ты ведь не возражаешь, Ролдан?

— Я помню…

— Молчать!.. Так что там про доказательства?

— А всё очень просто. Не ходите сегодня на индейское кладбище: вас там ждёт только засада. И ничего больше. Подите на другое: то, что возле благословенной церкви. Главное в городе. Вот там-то вы, эмиссары, убедитесь во всём лично. Вас ведь неспроста попытались спровадить куда подальше, за стены Санто-Доминго.

Что же... В одном с Мастемой нельзя было не согласиться: обладатель репутации великого лжеца должен обманывать как-то более изощрённо. А потому казалось, что он говорит правду. Или хотя бы что-то вроде правды — остаётся только проверить самим.

— Ты сам-то с нами пойдёшь?

— Я? Ни за что. Зачем мне это? Я даром времени не трачу, у меня есть дела поважнее. А тут ваш рубеж, любезные. Помнится, Агирре, ты когда-то в одиночку объявил войну всей Испанской империи, правда? Нарёк себя Гневом Божьим?

— Было дело, только я этим не горжусь.

— Понятное дело, гордость из тебя в Аду должны были выбить. Но с твоим-то опытом пойти против нескольких порочных испанских церковников… Ерунда. Сам справишься.

Лопе, конечно, прекрасно помнил ту историю. Письмо королю, написанное в глубоком безумии. Остров, на котором он казнил испанского губернатора, провозгласив себя Князем Свободы. Быть может, за способность на нечто подобного Папа Римский и вытащил его из Преисподней? И тогда всё сказанное справедливо.

Если Мастема, конечно, не лжёт. Но это очень скоро станет ясно. Даже если задумана какая-то ловушка — на этой службе иногда нужно сознательно идти в подобную ловушку. Иначе мир никак не спасти.

***

Кладбище в центре города было обнесено высокой глухой стеной, так что со стороны не просматривалось совершенно. Тяжёлые ворота на ночь запирали, однако сорвать замок особого труда не составило.

Подготовились эмиссары серьёзно: Захария полвечера посвятил малопонятным Лопе заговорам и ритуалам на стыке христианского с еврейским, командир достал из багажа рычажную винтовку системы Альвареса. Оружие новомодное — и посерьёзнее револьвера будет. Про кирасу Агирре тоже не забыл, как и его товарищ-иудей, а вот Ролдан подобной защитой пренебрегал. Зато свои револьверы, начищенные до зеркального блеска, извлёк загодя.

— Ну, с Богом.

Ближе ко входу стояли склепы богатых горожан — как старые, порядком потрёпанные временем, так и вполне новые. Они тоже мешали обзору. Эмиссары шли осторожно, стараясь не выдать своего присутствия, хотя понимали: за ними могут наблюдать таким образом, против которого красться бесполезно.

Тропа тянулась между обросших плющом стен склепов, а затем резко сворачивала. Там, за поворотом, инквизиторам и открылась картина, ради которой Мастема направил их сюда.

В глубине кладбища было полно старых могил, с покосившимися крестами и потрескавшимися надгробиями. Лопе не удивился, увидев, что многие из захоронений теперь раскопаны. Лунный свет отлично освещал всю сцену: посреди неё стояли сам епископ Падилья, держащий в руках старую книгу, и викарий Фернандо.

Понятное дело: не молитвы за души умерших читать они сюда явились.

— Доброй ночи!

Лопе вскинул винтовку. Щёлкнули курки револьверов Ролдана.

Фернандо отреагировал на это вполне спокойно: только голову повернул в сторону эмиссаров. А вот Падилья взвизгнул, выронил книгу и полез рукой к поясу. Судорожно пытался нащупать оружие, похоже.

Лопе даже позволил ему вытащить из-под церковных одежд револьвер. А едва Падилья всё-таки поднял вооружённую руку и начал целиться, как конкистадор мягко нажал на спуск. Ба-бах! Череп епископа раскололся, полетевшие туда-сюда мозги забрызгали лицо викария — который так и остался совершенно невозмутимым. Тело епископа рухнуло в разрытую могилу.

— Не двигаться!

— Я и не собирался.

Фернандо поднял раскрытые ладони, вроде бы демонстрируя покорность — но Агирре обладал достаточным опытом, чтобы вмиг раскусить притворство. Можно было, конечно, сразу выстрелить и в викария, но Лопе так поступать не стал. Во-первых, Фернандо не грозил ему оружием, что в случае Падильи сделало выстрел совершенно законным деянием, несмотря на его высокий сан.

Во-вторых, кому-то всё-таки придётся отвечать на вопросы. Кстати… а где Айяла? Замешан ли он во всём этом дерьме?

Викарий задумчиво посмотрел в яму, куда свалился Падилья.

— Мда, какой-то горький финал. Но на старого дурака плевать. Он тут всё равно ничего не решает.

— Это было чистосердечное признание?

— В каком-то смысле да.

Лопе краем глаза заметил, что Ролдан двинулся полукругом, стал заходить к Фернандо с фланга, не сводя с него револьверы. Разумный манёвр.

— Ну раз так, Фернандо, то самое время для упоительных историй. Давай-ка, рассказывай, что к чему.

— Лучше, Лопе, сам расскажи: кто тебя надоумил явиться сюда? Раввины? Или… ой, а ведь я уже догадываюсь. И думаю, ты подозревал ловушку? Ну, поздравляю. Ты в неё угодил.

— Вот только не выделывайся, дьяволов прихвостень! Мой загадочный друг с револьверами как-то сказал: люди делятся на два типа. На тех, у кого ружьё — и тех, кто отвечает на вопросы. Ты ведь так говорил, Ролдан?

— Говорил.

Фернандо только рассмеялся. Он совсем не походил на хоть сколь-нибудь напуганного человека.

— Агирре, можешь попытаться меня застрелить. Но уверяю: от пули, даже твоей, я теперь уже не умру. А что касается трёх идиотов из старушки Европы — ни один из вас отсюда не уйдёт. И если ты надеешься на помощь жидов или их грязного ангела, то очень напрасно. Даже сам Мастема не войдёт теперь на это кладбище, дорога ему закрыта. Твой Захария и не слыхал о подобной магии. А я не стану ничего объяснять. Только герои дурных книжонок в такой ситуации что-то объясняют.

— Лопе!

Это выкрикнул Ролдан, и командир сразу догадался: тот, кто всегда больше прочих эмиссаров держал ухо востро, заметил нечто. Конкистадор оглянулся по сторонам, пытаясь понять, что