Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Торк никогда в жизни не знал ничего более трудного и мучительного, чем этот переход через лес. Еще свежа была в памяти ужасная битва на берегу Адеин и все сильнее терзал его страх, который внушало ему одно лишь пребывание в Пендаранском лесу, но более всего мучило его то, что именно ему выпало теперь вести своих товарищей на юг. Это было естественно: ведь с самого детства он привык бродить ночью по лесам и полям и отлично ориентировался в темноте.
И все же он чувствовал, что не в состоянии вести их туда, куда требуется!
Откуда-то прямо у него под ногами из земли вдруг вылезали узловатые корни, о которые он то и дело спотыкался; огромные ветки деревьев падали перед ним на тропу, загораживая проход; боковые тропки странным образом обрывались, не приводя никуда. Один раз он чуть не упал.
«Иди точно на юг!» — сердито приказал он себе, не обращая внимания даже на боль в раненой ноге. Но и это не помогло — любая тропинка, вопреки всякому здравому смыслу, начинала вилять в темноте и в итоге вела их на запад! «Может, эти деревья и на месте не стоят?» — подумал было он и тут же сердито отогнал от себя столь глупую мысль.
Но каковы бы ни были причины их странных блужданий — то ли вмешались сверхъестественные силы, то ли сам он вдруг так невероятно поглупел, — но скоро ему стало ясно, что, сколько он ни старайся, все равно лес будет затягивать их все глубже и глубже в чащу. Торк даже попробовал было прорубиться сквозь колючие заросли напрямик, чтобы хоть не особенно далеко отходить от восточного края леса, но и из этого ничего не вышло: эта зеленая пучина медленно, терпеливо и неотвратимо поглощала их.
Он и не знал, что никакой его вины в том, что с ними происходит, нет. У Пендарана вполне хватило времени, чтобы создать целый лабиринт троп, с помощью которых он мог запутать и погубить любого, кто осмелился бы вторгнуться в его владения.
«Все идет как надо», — шептали деревья духам леса.
«Вот и прекрасно», — отвечали духи.
Но только шелест листвы слышал Торк. Шелест листвы и шум ветра.
А вот Дейв воспринимал этот ночной переход совершенно иначе. Он ведь не был уроженцем Фьонавара, ничего почти не знал о лесе и не испытывал перед ним ни малейшего душевного трепета. А та история, которую накануне рассказал ему Ливон, была скорее печальной, чем пугающей. Видя перед собой Торка и слыша за спиной шаги Ливона, он шел вполне уверенно и полагал, что они идут именно туда, куда нужно. Он даже не подозревал об отчаянных попытках идущего впереди Торка как-то сохранить нужное направление, а через какое-то время привык и к бесконечному шепоту вокруг, и шепот этот даже стал действовать на него успокаивающе, усыпляюще…
Он действительно чуть не уснул на ходу и лишь минут через десять сообразил, что идет прямо на запад и рядом с ним никого нет.
— Торк! — крикнул он, и горячая волна страха накрыла его с головой. — Ливон! — Разумеется, никакого ответа не последовало. И он темной ночью остался в Пендаранском лесу совершенно один.
В любую другую ночь они были бы непременно убиты.
Но умерли бы не самой страшной смертью, ибо лес готов был проявить некоторое снисхождение, уважая скрепленную кровью клятву братства. Однако смерть их была абсолютно неизбежна с той самой минуты, когда они въехали на своих конях в чащу, даже не взглянув на заколдованное озеро Ллиуинмир. Только одному человеку удалось войти в лес и выйти оттуда живым с тех пор, как Могрим, которого все древние силы природы знают под именем Сатаин, был закован в цепи. Все остальные умирали, и умирали страшно, и пронзительно кричали перед смертью. Жалость не входила в число тех чувств, которые лес способен был испытывать.
В любую другую ночь они непременно погибли бы. Но то была третья ночь, которую Пол Шафер провел на Древе Жизни — далеко отсюда, на юге.
И хотя лес уже успел разделить своих непрошеных гостей и незаметно развести их в разные стороны, все же основное его внимание было приковано не к ним, а к тому невероятному, что творилось вокруг, несколько смиряя гнев древних безымянных сил и божеств, обитавших в Пендаране.
Красная луна взошла в небесах!
И сейчас лес выглядел так, словно там начался пожар. Все древние силы, все лесные духи, все подчиненные им деревья, цветы и звери, даже самые темные порождения дикой магии, которые пробуждаются довольно редко и которых боятся все остальные обитатели леса, даже загадочные, таинственные силы ночи и зари, даже те, что обладают собственными мелодичными голосами или, напротив, всегда передвигаются в мертвой тишине, — все, все вдруг сорвались со своих привычных мест и бросились прочь, устремившись в Священную рощу у северной оконечности леса, ибо им всем необходимо было быть там, прежде чем свет этой странной луны в небесах упадет на поляну посреди этой рощи.
Дейв, заметив, что шепот листвы прекратился, даже вздрогнул. Сейчас его все пугало. Но потом он вдруг почувствовал огромное облегчение, словно за ним неожиданно прекратили всякую слежку и теперь он наконец свободен. А еще через мгновение нечто вроде сильного вихря промчалось мимо него, но он понимал, что это не ветер, а нечто совсем иное, и этой силе или субстанции нет сейчас до него никакого дела, она стремится лишь поскорее попасть куда-то на север.
Ничего не понимая в происходящем, кроме того, что лес теперь, похоже, стал просто лесом, и деревья — просто деревьями, Дейв повернул на восток и прямо перед собой увидел полную луну, спокойно висевшую в небесах. Это была поистине удивительная луна — совершенно красная.
И таково было могущество Богини-матери, что даже Дейв Мартынюк, одинокий, растерянный, заблудившийся в этом лесу, так ужасно далеко от родного дома и от того мира, который хоть в какой-то степени был ему понятен, способен был сейчас, глядя на эту луну, черпать в этом силы и мужество. Даже Дейв понимал, что луна эта служит ответом Богини на вызов, брошенный горой.
Но облегчения душам людей эта красная луна не приносила, ибо она более чем что бы то ни было другое, означала: начинается великая война. Да, она означала кровь и войну, но не безнадежную, нет, раз уж в войну эту вмешалась сама Дана, явив свой сияющий знак выше, чем способны были взлететь языки пламени, зажженного Могримом.
Все это, конечно, требовалось обдумать, и Дейв, хотя и не до конца еще понимая, что же это может значить, уже чувствовал интуитивно, был почти уверен, что этот повелитель Тьмы, этот страшный то ли волшебник, то ли Бог, вырвался на свободу. Однако был он уверен и в том, что непременно найдутся силы, способные противостоять Злу. Примерно то же чувствовали и все те, кому довелось увидеть этот светлый знак в небесах, и они понимали: Богиня-мать не бездействует, она всегда на страже, хотя порой и оставляет в нашей жизни кровавые следы, желая, чтобы мы узнали о ней нечто особенное, такое, что, даже и не подозревая об этом, оказывается, знали всегда. С необычайным душевным трепетом и робкой надеждой смотрел Дейв на озаренный красной луной восточный край неба, и в голову ему пришла вдруг совершенно неуместная мысль: а ведь отцу его, должно быть, это зрелище доставило бы огромное удовольствие.