В конце декабря 1982 года исполнялась 60-я годовщина со дня образования СССР. И 40-летие, и 50-летие Союза отмечались весьма торжественно. Но 60-летний юбилей прошел довольно скромно. Доклад Андропова на кремлевском праздничном заседании продолжался всего около 45 минут.

Андропов довольно редко появлялся на экранах телевизоров — главным образом на таких официальных процедурах, которые должны были показываться по телевидению хотя бы в программе новостей. Разного рода приветствия главам других государств по случаю национальных праздников, равно как и приветствия республикам, областям, городам и трудовым коллективам, не подписывались лично Андроповым. Стояла лишь подпись «Совет Министров СССР», «ЦК КПСС» или «Президиум Верховного Совета СССР», а то и все три подписи. Никто и раньше не мог упрекнуть Юрия Владимировича в использовании власти для личного обогащения или извлечения каких-либо выгод. Конечно, как глава КГБ он не мог не знать о тех баснословно дорогих подарках, которые постоянно получал Брежнев от зарубежных лидеров и от советских партийных руководителей.

Уже в конце 1982 года стало очевидно, что руководство Андропова носит более деловой характер, что ему присущи такие качества, как твердость и интеллектуальность, то есть как раз то, чего всегда не хватало руководству Брежнева. Встретившись в начале 1983 года с главным редактором и издателем популярного немецкого журнала «Шпигель» Рудольфом Аугштейном, Андропов вел с влиятельным деятелем западной прессы весьма свободную беседу, не обращаясь за подсказкой ни к помощникам, ни к бумажкам. Он разрешил гостям использовать магнитофон, хотя и просил временно воздержаться от публикации ответов на некоторые вопросы личного характера. Позднее это интервью было одновременно опубликовано в советской печати и в «Шпигеле», но только в немецком журнале были помещены ответы личного характера. Андропов говорил, например, что он не играет в теннис и не особенно увлекается спортом, любит классическую музыку, а из немецких композиторов Рихарду Вагнеру предпочитает Бетховена. Из русской классики отметил Чайковского, Римского-Корсакова и Прокофьева, из современников — Свиридова[261].

Приход Андропова к власти положил конец не только обильным пиршествам в Кремле, набегам разного рода руководителей высокого ранга на охотничьи угодья и заповедники по всей стране, подаркам начальству в десятки и сотни тысяч рублей — все это делалось до сих пор вполне легально, о нелегальных взятках и хищениях я уже не говорю. Были напуганы и владельцы роскошных дач под Москвой и на юге, так как Андропов неожиданно дал поручение Комитету партийного контроля (КПК) представить сведения о владельцах личных и государственных дач из числа высших работников партийного и государственного аппарата. Даже инспектора КПК не решились слишком глубоко «изучать» эту деликатную проблему. Были в первую очередь взяты на учет дачи Брежнева и членов его семьи. Оказалось, что эта не слишком многочисленная семья только под Москвой владела восемью дачами.

Известно, что характер и содержание работы советского и западного лидера существенно различались. Советский лидер не был озабочен полемикой с оппозиционными партиями, подготовкой избирательных кампаний на многопартийной основе, налаживанием отношений с независимой прессой и т. п. С другой стороны, от западного лидера никто не ждал директив для литературы и живописи, он не особенно вникал в проблемы кинопроизводства или в составление программ и учебников по истории своей страны. Советский лидер всегда совмещал политическое, экономическое и идеологическое руководство, и от него ожидали ясных указаний почти по всем вопросам государственной, хозяйственной и общественной жизни. Он должен был давать директивы и Министерству иностранных дел, и Министерству обороны, и КГБ, а также руководителям Союза писателей и Союза архитекторов и даже разрешать постановки той или иной пьесы в главных театрах страны.

Андропов не стал пересматривать эту порочную систему, но был осторожен в своих высказываниях и оценках. Он отказался принять Юрия Любимова — главного режиссера театра на Таганке, который закончил работу над новой постановкой пушкинского «Бориса Годунова». Андропов посоветовал режиссеру обратиться к другим товарищам из ЦК КПСС. Вопросами культуры в Секретариате ЦК ведал в 1983 году Михаил Зимянин, которого молва считала человеком консервативным. Дело кончилось запрещением постановки «Бориса Годунова», а затем и эмиграцией Ю. Любимова. Андропов, однако, тепло принял председателя правления Союза писателей Георгия Маркова и беседовал с ним больше часа. Столь же продолжительной была и беседа с главным редактором «Литературной газеты» А. Чаковским. Это были полуофициальные беседы, но и Чаковский, и Марков подробно ознакомили свое окружение с высказываниями Андропова, хотя никаких оригинальных мыслей и указаний на этих встречах не прозвучало.

В западной политологии, а также среди западных историков, журналистов и политических обозревателей давно уже появилась традиция — придирчиво анализировать результаты первых ста дней деятельности пришедших к власти новых лидеров. Для Андропова этот «юбилей» приходился на 20 февраля 1983 года. Неудивительно, что в конце февраля и в начале марта в западной печати появилось много статей и очерков, посвященных первым итогам пребывания Андропова у власти. Все сходились на том, что перечень изменений и начинаний в стране и в партии за сто дней, прошедших после смерти Брежнева, весьма велик. Многие пытались прогнозировать развитие политики нового лидера. При этом не всегда принималось во внимание то обстоятельство, что смена лидера в советской системе власти происходила совершенно иначе, чем в большинстве демократических западных стран.

Мы знаем сейчас, как происходит смена одного президента США другим после продолжительной избирательной кампании. Мы знаем, как в Англии один премьер сменяет другого. Конституции демократических стран определяют сроки выборов во все органы власти, и каждый новый лидер приходит обычно с новой командой. И новая администрация в США, и «теневой кабинет» победившей на выборах в Англии партии занимают свое место в системе власти обычно довольно быстро и без какой-либо борьбы, что позволяет новому лидеру сразу же не только провозгласить, но и начать проводить новую политику, если, конечно, он намеревался это делать.

В условиях однопартийной диктатуры в СССР, а тем более в условиях культа личности не существовало нормального механизма смены лидера и всей прежней администрации. Поэтому стране, народу и партии приходилось обычно слишком долго ждать, когда прежнего лидера сменят, а тем более придет новая команда. Уже исчерпавшая свои возможности администрация и ее глава продолжали оставаться у власти и даже укрепляли ее, что приводило нашу страну и народ к недопустимой потере времени, энергии и инициативы, а также к накоплению ошибок, которые некому было исправить. Таланты и способности целых поколений оставались невостребованными, и это касалось не только политики и идеологии.

Более того, когда у нас в стране сходил с политической арены или умирал прежний лидер и на его месте появлялся наконец новый, он мог наследовать вначале лишь освободившуюся должность и только часть влияния и власти, которыми обладал предшественник. Конечно, пост Генерального секретаря партии или иная форма лидерства с самого начала давали новому руководителю очень большие права и возможности, возлагая при этом на него большие обязанности и громадную ответственность. Однако его личная власть еще во многих отношениях была весьма ограниченна, он все еще оставался первым среди равных в Политбюро, так как вместе с новой должностью наследовал и всю прежнюю партийную и государственную администрацию и не имел возможности быстро образовать новую администрацию, во главе которой стояла бы уже его команда.