А ведь Милкот известен всем как очень храбрый джентльмен. Неужели в его виновности нет ни малейших сомнений?

– Полагаю, что нет, сэр. Ночью я разговаривал с секретарем магистрата. – Я смущенно запнулся. – Выломав дверь, констебли увидели… э-э… картину, которую невозможно было истолковать по-другому.

– Как они вообще там оказались?

– Два человека донесли на Милкота. Они видели, как он заходил в дом, и сказали, что цель его визита – совершить содомский грех с мужчиной, находившемся в этом здании.

Чиффинч почесал нос.

– Какая мерзость! Что ж, пословица гласит: пришла беда, отворяй ворота. Грязь подобного рода пристает ко всем, кто с ней соприкасается. К примеру, репутации лорда Кларендона будет нанесен большой урон. Пойдут слухи, что его светлость все знал и закрывал глаза на происходящее. Хотя, может, так оно и было – лорд Кларендон очень доверял Милкоту, более того, ценил его. Милкот жил в доме графа, обедал с ним за одним столом. В лучшем случае его светлость будут упрекать в отсутствии проницательности, а в худшем… сами понимаете. Уж поверьте, Марвуд, его светлости от этой истории один вред.

– Оба свидетеля состоят на службе у герцога Бекингема, сэр, – заметил я. – Один из них – священник по фамилии Вил, лишенный прихода.

– Но он ведь по-прежнему священнослужитель, верно? Тогда к его показаниям судья отнесется со всей серьезностью.

– Этот человек ехал за леди Квинси до самого Кембриджшира. Он известен под прозвищем Епископ. Вил был на дружеской ноге с Олдерли, а после смерти Эдварда обыскал его квартиру. Он искал серебряную шкатулку. А еще Вил и его слуга собирали у ворот Кларендон-хауса недовольных.

Чиффинч задумался.

– Я передам ваши слова королю. Думаю, его величество придет к заключению, что служба господина Вила герцогу Бекингему не имеет существенного отношения к этому делу. Да и в любом случае содомия – тяжкий грех и уголовное преступление. – Чиффинч взглянул на меня с улыбкой – никогда прежде я не видел его таким довольным. – В целом вы хорошо поработали, Марвуд. Так и передам королю. Возвращайтесь к господину Уильямсону и своим обязанностям в Скотленд-Ярде. Сейчас мне ваши услуги не требуются.

Застигнутый врасплох, я молча глядел на него.

Чиффинч взмахом руки указал мне на дверь.

– Будете выходить – позовите цирюльника.

После разговора с Чиффинчем я отправился прямиком в Скотленд-Ярд. Как ни странно, я чувствовал себя потерянным. Вся моя жизнь вертелась вокруг расследования убийства Олдерли и его непредвиденных последствий. Теперь же меня отодвинули в сторону. Но многое осталось для меня тайной, а Кэт по-прежнему была вынуждена скрываться. Незавершенные дела всегда оставляют неприятный осадок.

Я забросил свои рутинные обязанности на целых две недели, и за это время работы накопилось великое множество. К моему облегчению, господина Уильямсона в кабинете не оказалось. Мне предстояло разобрать и разложить по категориям множество документов. «Газетт» исправно выходила и без моего участия, но конфиденциальная переписка Уильямсона с корреспондентами по всему королевству оказалась совсем заброшена: обязанность переписывать и отправлять эти послания обычно была возложена на меня.

Я взялся за работу. Остальные клерки пытались разузнать причину моего отсутствия, но я отвечал на их расспросы уклончиво. Я понимал, что они относятся ко мне настороженно, ведь я служу сразу двум начальникам и подозрительно часто отлучаюсь по делам, не имеющим отношения к «Газетт».

Несколько часов спустя прибыл Уильямсон. Он вызвал меня в свой личный кабинет и велел закрыть за собой дверь.

– Наконец-то вы вернулись, – заметил он. – Теперь вам придется работать вдвое больше, чтобы наверстать упущенное.

– Да, сэр.

– Мне известно, что вы расследовали обстоятельства смерти Эдварда Олдерли, – продолжил Уильямсон. – Слышали последние новости?

– Нет, сэр.

– Содомит Милкот только что дал признание. Это он убил Олдерли.

– Милкот? Ничего не понимаю. Я ведь…

– Он добровольно дал магистрату письменные показания под присягой, – перебил Уильямсон. – Милкот сознался, что в ту ночь столкнул Олдерли в колодец. Пообещав своей жертве золота, преступник заманил ее в павильон именно с этой целью.

– Но зачем, сэр?

– Причина проста – Олдерли шантажировал Милкота. Узнав, что тот мужеложец, Олдерли грозился разоблачить его. Милкот отдал ему почти все свои деньги, а потом, видимо, не выдержал. Даже самый жалкий червяк зашевелится, если на него наступить.

Мысленно перетасовав доказательства, будто колоду карт, я получил совсем другой расклад. Допустим, причиной тесного общения Олдерли и Милкота был шантаж – откровенно говоря, их дружба с самого начала меня озадачивала, ведь у этих людей так мало общего. Выходит, причина резко возросшего благосостояния Олдерли – не деньги от герцога Бекингема или, во всяком случае, не только они. Олдерли шантажировал Милкота и вдобавок продал его злосчастную тайну Бекингему. Таким образом, действуя по приказу Бекингема, Олдерли смог получить доступ к личному кабинету лорда Кларендона и украл серебряную шкатулку.

Вдруг я сообразил, что тут не обошлось без Горса. Слуга наверняка знал про содомию. Теперь ясно, почему Горс позволял себе дерзости при разговоре с Милкотом, да и желание последнего взять в сообщники именно этого слугу нашло объяснение. Значит, Милкот выследил Горса и убил его тоже?

– Тут нужно действовать крайне осмотрительно, – рассуждал Уильямсон. – Подумать, как мы представим это дело, о чем объявим официально, а о чем умолчим. Я посоветуюсь с лордом Арлингтоном.

– Но для чего Милкот признался в убийстве Олдерли, сэр? – вдруг спросил я. – В этом не было ни малейшей необходимости. Доказательств против него нет.

– Даже у содомитов должна быть бессмертная душа. Может, перед смертью он захотел покаяться перед Господом. Почему бы и нет? Какая ему теперь разница? Его же не смогут повесить дважды.

Глава 51

Сынишка Ньюкомба заявил:

– Он сказал, чтобы вы пришли туда.

– Куда? – спросила Кэт.

– В печатню. Мне велено сразу вас туда проводить.

Паренек нагнал их с Доркас, когда они уже почти закончили обход. Переступая с ноги на ногу, ее напарница не сводила с мальчика глаз и внимательно слушала их разговор.

– Он чем-то недоволен? – спросила Кэт.

Мальчишка бросил на нее хитрый взгляд. Как и все подмастерья печатников, он был с ног до головы перемазан чернилами: одни кляксы свежие, другие за недели и месяцы успели выцвести. Чернила впитались в его кожу, одежду и даже, наверное, в самую душу.

– Мне сказали, так распорядился господин Марвуд.

Кэт повернулась к подмастерью спиной.

– Не волнуйся, – шепнула она Доркас, хотя и сама чувствовала, что дела принимают неприятный оборот.

Девушка последовала за мальчишкой в Савой. В мастерской Ньюкомб следил за установкой своего нового печатного станка. Отведя Кэт в сторону, он