Мне всегда казалось и кажется, что всякое другое чувство, кроме беспредельного, ничего не стоит и не имеет смысла. Нельзя быть немножко влюбленным, нереально быть чутким, обозначив для этого рамки, невозможно прожить яркую жизнь где-то с краешку. Способность вкладывать в то или иное событие пронизывающее тебя чувство — редкий дар для любого взрослого человека, но именно эта особенность способна выделить его из толпы и помочь удержаться на гребне волны даже в условиях девятого вала. 41

Здравствуйте, Евгений Вадимович, меня зовут Ирина.

Меня — Женя.

Мы на вы или на ты?

Как хотите.

Хорошо. Тогда первый вопрос. Вам снятся сны?

Каждую ночь.

Кто была эта заплаканная женщина, которая вышла сейчас из вашего кабинета?

Это мать, которая хочет убить своего ребенка.

В смысле?

В прямом. Он находится в нашем реабилитационном центре, а она хочет, чтобы я его отпустил.

У вас хватило доводов убедить ее в своей правоте?

Такие матери редко кого слушают. Они даже не понимают, что сами мешают своим детям спастись. За тринадцать лет работы фонда в моей памяти таких случаев и разговоров предостаточно.

В памяти?

У меня в голове компьютер. В этом компьютере полочки.

Вы запоминаете абсолютно все?

Практически. Раз в месяц я пишу отчет, вникая в каждую операцию. У нас созданы серьезные базы данных. Я историк, исследователь, поэтому умею систематизировать и структурировать любую информацию, потом сосредотачиваться и извлекать нужную. И как любой нормальный человек с высшим образованием всегда знаю, какую кнопочку нажать и к какой полке подойти.

При чем тут высшее образование? Разве все люди с высшим образованием обладают способностью запоминать всё?

Высшее образование дает определенную структуру мышления, умение аккумулировать информацию, умение понимать, где эту информацию берут и что с ней дальше делать.

Почему я смотрю вам в глаза, а вы все время смотрите в сторону?

Потому что мне некогда играть в гляделки. Не волнуйтесь, я посмотрел на вас, когда вы зашли, и оценил. Смотрю в сторону, потому что мне так удобнее сосредоточиться. Вы сейчас уйдете, и через несколько минут я забуду, что вы здесь были, потому что у меня куча дел.

Вам не кажется, что вы боретесь с ветряными мельницами?

Это вопрос серьезный. Попытаюсь сформулировать ответ. То, что здесь, в Екатеринбурге, произошло в 1999 году, — это было восстание. «Город без наркотиков» начинался как восстание против наркоторговцев. Но так как мы все уже были взрослыми и пришли из бизнеса, то мы умели думать. И когда мы подняли это восстание, мы сумели его завести в цивилизованное русло. Выстроили сопротивление. У меня есть ощущение, что это мой город — я здесь родился и вырос — и зная, что происходит в городе, терпеть это нельзя.

Я поняла, но…

Подождите, я доформулирую. Терпеть это нельзя. Тогда надо собирать родителей, детей и уезжать. Уезжать я не собираюсь. Когда начали сопротивление, начали смотреть, как эффективнее сопротивляться.

Вам было тридцать семь лет и вы уже были успешным в бизнесе?

Конечно. Я знал весь город, и меня точно так же знали. Как и всех нас. И бизнес был достаточно серьезный, мы все уже умели зарабатывать деньги.

Почему вы говорите в прошедшем времени? Вы сейчас не зарабатываете деньги?

Я был вынужден выйти из бизнеса. Остановил все свое участие в процессе бизнеса, чтобы не подставлять компанию.

Но компания ваша осталась?

Компания осталась.

Вы понимали, против кого вы подняли восстание?

Да мне какая разница?

Как это? Вы же не бесбашенный, вы же реальный человек — с семьей, с детьми. Вы что, обладаете какой-то безграничной смелостью?

Ну послушай. Постарайся понять. Я здесь родился и вырос. Не совершал пакостей. Кого мне бояться?

Да не в этом дело…

Подожди. Подожди секунду, не перебивай. Кого мне бояться? Это мой город, моя страна.

Но для этого нужно обладать особенной смелостью, Жень.

Да нет, не смелостью. Простым человеческим пониманием. А как жить, если бояться? Как? Ну понятно, что ты уступаешь дорогу автобусу совсем не потому, что ты вежливый. Но зачем бояться людей?

Но есть же целые структуры наркоторговцев — это огромные деньги, влияние.

Ты хочешь, чтобы я сказал своим детям: «Знаете, дети, я вижу, что происходит, вижу, как гибнут люди, но я очень боюсь наркоторговцев?» Запомни, Ира, наркоторговцы — это самые трусливые люди, которые только существуют в природе. Это бизнес с потными руками, с холодным сердцем, с ясной головой.

Но они же знают тебя в лицо?

Конечно, знают. Но я и не прячусь. В жизни есть одна очень интересная вещь — до тех пор, пока ты все делаешь честно, к тебе никто не полезет. Они могут разбираться с теми, кто в их системе, кто «замазан» так же, как они. А когда человек делает свое дело честно, они не полезут. Меня нельзя убить безнаказанно — они же это понимают.

Почему ты ушел из дома в четырнадцать лет?

Думал, что самый умный. Возникла конфликтная ситуация с отцом. Родители уже не могли со мной справиться. Сначала я ушел в общагу, потом уехал на Север.

Ребенком?

Ну что — ребенком? Пятнадцатый год мне был, не ребенок. Я в то время был под метр девяносто ростом — здоровый такой.

Почему — был? Сейчас стал ниже?

(Смеется.) Когда я был молодой, я был голубоглазым блондином. Так вот, мы жили на Уралмаше, я уже в четырнадцать лет разгружал на шестой базе вагоны, деньги зарабатывал. Пришло то время, когда отец понял, что он со мной не справляется.

А мама?

Мама сильно переживала, но молчала. Двое мужчин в семье, возникла конфликтная ситуация, мама отодвинулась в сторону. Я пришел к ней на работу, она в детском садике работала, говорю: «Мам, я не буду больше дома жить». Она: «А где ты будешь?» Отвечаю: «В общаге». Она, конечно, переживала очень сильно, но я рано понял механизм успешности и потом, с годами, все ей эмоционально компенсировал. Когда на улице к маме подходили люди и говорили: «Спасибо вам огромное, ваш Женя нам так помог», ей было приятно. А для меня это был самый серьезный стимул работать дальше. Не представляю, что какой-то стимул для мужчины может быть выше этого.