что это был один из группы трех акробатов, которые играючи перекидывались тяжелыми гантелями.

— Ничего, Маркус, — широко улыбнулась Розамунд, затем кивнула головой в сторону Алана. — Кажется, еще один потеряшка хочет присоединиться к нашему цирку.

Если Розамунд от этого было весело, то на лице Маркуса ничего не отобразилось, кроме холода.

— Еще чего. Если потерялся, пускай валит в приют, — и скрестил руки на груди. Алан почувствовал неприязнь, исходящую от него.

— Ну ладно, тебе, Маркус, — девочка закатила глаза и подошла к нему поближе. — Может, на что-то сгодится. Эй, — она кивнула ему, не теряя на лице задорной улыбки. — Ты что-нибудь умеешь, кроме как проникать ночью в чужие шатры?

Ей было весело, но Алан чувствовал, что это было не издевательское веселье, которым его одаривали в приюте. Ей действительно было интересно. Но вот только Алан не знал, какой у него может быть талант.

Маркус быстро терял терпение, и он прыснул.

— Он что, немой? Или ему язык отрезали?

Розамунд легонько ткнула локтем его в бок, и вдруг подошла к Алану и взяла его руку. От этого прикосновения Алан почувствовал что-то новое. Кажется, его уже давно никто не трогал, если это не подразумевало тычки от обидчиков. А ее рука была мягкой и теплой.

— Вот, смотри какие у него большие кулаки. Наверное, сильный. Может, он подойдет труппе силачей?

— Еще чего! — возмутился Маркус. — Нас и так трое, и больше нам никто не нужен!

— Действительно, — кивнула Розамунд и обошла Алана кругом, внимательно рассматривая. Он застыл, боясь пошевельнуться. — А с животными ты ладишь?

Алан пожал плечами. Единственное животное, с которому ему доводилось общаться, была приютская собака, и она к себе никого не подпускала.

— А это идея, пускай убирает за животными, — усмехнулся Маркус. Розамунд осуждающе глянула на него, и он тут же поник.

— Я думаю, пускай Босс посмотрит на него. В конце концов, последнее слово всегда за ним.

Маркус хотел было переубедить Розамунд, но та была непоколебима. И уже через десять минут Алан стоял под цепким взглядом мужчины средних лет с выразительно подведенными глазами, странной прической, одет он был в броский блестящий костюм. И когда Алан уже ни на что не надеялся, тот кивнул.

— Посмотрим, может и будешь полезным. Кажется, ты нефелим, верно?

Алан сжался, не зная, что лучше ответить. Он глянул на Розамунд, та удивленно переглянулась с Маркусом.

— Нефелим? — переспросила девочка.

— Полукровка, — поправил себя мужчина, которого все в цирке звали не иначе, как Босс. — На этом можно сделать программу. Если людям понравится, ты останешься с нами, — он внимательно посмотрел на Алана, тот кивнул, еще не зная, на что соглашается.

Так Алан в пять лет сбежал из приюта и стал цирковым актером.

3.

Алан не жалел, что сбежал из приюта. В цирке у него началась новая жизнь, хотя многое оставалось прежним. Над ним смеялись зрители, когда он играл свою клоунскую роль. Всегда в его выступлении все сводилось к одному — актеры на сцене шутили и издевались над ним, а Алан делал вид, что не понимает их шуточек, улыбался обидчикам и никак не мог им ответить. Зрителей очень веселило, как глупый великан с добротой относился к тем, кто откровенно насмехался над ними.

За кулисами обстояло дело несколько иначе. Циркачи не очень любили Алана, но Розамунд не давала им как-то обижать гиганта. Все сводилось к редким колким шуточкам и холодным взглядам, а также с ним никто не хотел сидеть за столом. Никто, кроме Розамунд.

Она была его единственным другом. После спектаклей она всегда подходила к Алану и говорила:

— Сегодня ты отлично выступил. Зрители были от тебя в восторге. И Босс на тебя не нарадуется. Вот увидишь, придет день, когда зрители будут приходить к нам только ради тебя!

— Да, верно, — хмыкнул Маркус, который, к раздражению Алана, редко оставлял их с Розамунд вдвоем. — То-то я вижу, все в нашей труппе радуются такой перспективе…

Розамунд глядела на него своими черными глазами из-под нахмуренных бровей и отвечала.

— Не говори ерунды, Маркус. Каждый в нашем цирке талантлив и заслуживает свою минуту славы.

— Верно, — говорил парень, оглядывал Алана с ног до головы и с неохотой уходил, чувствуя на спине обжигающий взгляд Розамунд. Ему явно не хотелось спорить с циркачкой. И все-таки он бросал в воздух слова: — Минуту славы заслуживают акробаты, жонглеры… те, у кого действительно есть талант. А его достижение только в том, что он родился… великаном.

— Не слушай его, — вздыхала Розамунд, отворачиваясь от удаляющейся фигуры. Затем улыбаясь, глядя Алану в глаза. — Ты молодец!

Ее похвала была дороже всего, что было в жизни Алана. По началу он не понимал, чем заслужил ее расположения. Пытался искать подвох и ожидал удара в спину или насмешек. Но проходили месяцы, мальчик все лучше узнавал ее и понимал, что Розамунд простая и добрая. Она могла найти язык со всеми, и никого не было в цирке, кто не любил бы маленькую акробатку. Вот и Алан очень быстро полюбил ее.

Шли годы, роль Алана в цирке не менялась. Он все играл того же дурочка, но далеко не был им и в жизни. Сын великана прекрасно видел, что труппа цирка была разделена на две половины. Первая его тихо ненавидела, считала, что ему в цирке не место. Это было связано как с предрассудками, связанными с его кровью дуан-расо, но, в основном, труппа действительно считала, что его роль незначительна, и что он не должен быть равен акробатам, силачам и дрессировщикам, которые прилагают много усилий на тренировках. Вторая половина вообще не замечала Алана, или предпочитала не замечать, и о них беспокоиться не приходилось, в отличие от первой половины, которая нет-нет, да могла его как-то подставить. Сильнее всех старался Маркус, который всячески пытался поссорить его с Розамунд, единственным светлым пятном в жизни великана.

Но Алан терпел, всячески показывая Розамунд, что никогда не опустится до мести. Однако тайно великан со сценическим прозвищем «Камень» мечтал однажды проучить Маркуса. Вот только неискушенный цирковыми интригами Алан не мог придумать способа, чтобы отомстить недругу. А когда появлялись идеи, которые могут по-настоящему повредить здоровью соперника, он отбрасывал их, считая, что никогда не должен переступать эту черту. Не должен, ведь тогда Розамунд может возненавидеть его, и тогда Алан потеряет единственный лучик света в его жизни.

4.

Жизнь в бродячем цирке хороша путешествиями. Алан иногда вспоминал мать, точнее ее профессию. Спустя годы он осознал, что она была кем-то вроде искательницей приключений.