Пятница, 29 ноября. Мы были на обеде у Карла Трутца, на котором присутствовало тридцать гостей. Было несколько преподавателей университета с женами. Всякий раз, когда разговор касался существующего режима, высказывалось большое недовольство. Не было сказано ни одного одобрительного слова. Я находился в одном конце столовой, моя жена – в другом. Ей пришлось выслушивать только критику, и она не осмеливалась делать какие-либо замечания, которые могли бы выявить ее взгляды. Я, возможно, чувствовал себя несколько свободнее. Бедный немецкий народ!

Свой трудовой день я закончил в отеле «Адлон». Получив приглашение иностранных корреспондентов на ужин и танцы, мы поехали туда всей семьей. Принц Луи Фердинанд сопровождал Марту и даже сел в нашу машину. Я пытался осторожно отговорить его – мне казалось, что пребывание в нашем обществе может причинить ему неприятности, – но он настоял на своем. Наше появление в обеденном зале вызвало некоторое удивление. Фрау Саам, жена уволенного бургомистра Берлина, сидела справа от меня, бургомистр – слева от Зигрид Шульц, нашей хозяйки. Эти несчастные были крайне подавлены, и разговор не клеился. Бургомистр был выдающейся фигурой в муниципальных кругах Германии, тридцать лет управлял городами. Он был уволен с согласия Гитлера, потому что, будучи членом партии, не проявлял должного энтузиазма.

Напротив меня сидел господин Левальд, организатор Олимпийских игр. Он также был удручен, так как получил сообщение о том, что американцы, возможно, не примут участия в этом крупнейшем событии, которое состоится будущим летом. Эту тему мы не могли обсуждать. Левальд на одну четверть еврей – об этом факте, недавно установленном здесь, сообщалось в прессе. Меня интересовало, каковы его подлинные настроения. В январе 1935 года один немецкий официальный представитель в Соединенных Штатах просил меня помочь ему получить разрешение военного министерства США на приобретение ружья нового типа, выпускаемого военным заводом в Спрингфилде. Это была довольно странная просьба, поскольку, как мне казалось, с подобными вопросами следовало обращаться непосредственно в наше военное министерство. Этот представитель говорил мне, что такие ружья нужны были Олимпийскому комитету для «тренировочных целей».

Соседний с нами столик занимали послы Англии и России, почти не разговаривавшие друг с другом, и мосье Франсуа-Понсэ, который, казалось, был любезен с обоими. Бедный русский, вероятно самая светлая голова среди здешних дипломатов, был почти в полном одиночестве. Принц Луи Фердинанд подошел к нему, чтобы поздороваться, заранее, однако, передав мисс Шульц, что не сможет сесть за ее стол, если русский будет там сидеть. Он объяснил это тем, что коммунисты казнили в 1917 году его родственников – членов царской семьи. На мой взгляд, русский посол не является ортодоксальным коммунистом. Нейрат также проявлял безразличие, хотя и сидел напротив русского. Когда мы в последний раз были в русском посольстве, Нейрат был очень любезен, многие высшие военные чины также были настроены дружественно. В то время шли переговоры о заключении договора, а пробисмарковские элементы3 всегда отчасти сочувствовали русским.

Воскресенье, 1 декабря. Развлечениям нет конца. В девять часов мы отправились к швейцарскому посланнику, где собралось множество гостей и около пятнадцати музыкантов. В течение двух часов мы слушали произведения Баха и других немецких композиторов восемнадцатого века. Концерт был превосходный, но будучи плохим ценителем этого вида искусства, я не смог насладиться им в полной мере. Мне больше всего понравился Бах. Когда музыканты кончили играть, гости наградили их продолжительными аплодисментами, а затем все направились в столовую, где возникла невероятная сутолока; гости ели и пили в течение часа, но я держался в стороне. В полночь я уже был дома. Швейцарский посланник и его жена были, как всегда, очень приветливы и общительны. Они живут здесь много лет и сейчас весьма обеспокоены происходящим.

Понедельник, 2 декабря. Прибыл наш новый советник мистер Мейер, который готов занять место уезжающего мистера Уайта. Мейер, уроженец Индианополиса, три года служил в Женеве. Я сопровождал его в министерство иностранных дел и представил Бюлову и Дикгофу. Состоялась весьма приятная беседа.

Вторник, 3 декабря. Сэр Александр Лоуренс, довольно известный в Англии человек, провел со мной более часа. Он понимает немецкие планы в той же мере, в какой их понимают немцы, не принадлежащие к правящей группе. Я затронул вопрос об отношении Англии к нефтяным санкциям против Италии. Он полностью одобряет их и надеется, что Англия, Франция и Соединенные Штаты создадут прочный фронт, заставят Италию капитулировать и попытаются свергнуть Муссолини. Он сказал, что имеет зимнюю резиденцию, которая, как мне помнится, находится где-то вблизи Флоренции, и что в последнее его пребывание там народ довольно открыто осуждал и критиковал военные планы. Лоуренс убежден, что, если дать итальянцам возможность, они с радостью избавятся от дуче. Что касается Германии, то он уверен, что гитлеровские планы завоевания большой части России, изложенные в его книге «Майн кампф», нисколько не изменились. Он добавил, что Англию значительно больше интересует Германия, чем Италия. Тем не менее он согласен с Иденом, требующим осуществлять эмбарго на нефтяные продукты для Италии до тех пор, пока она не потерпит крах. Он выразил также большую надежду на сотрудничество президента Соединенных Штатов. Я сказал:

– Да, санкции будут полезны и, возможно, будут применены, если Англия действительно выполнит то, что она говорит.

Когда я затронул вопрос об отношении Англии к японской агрессии, Лоуренс заявил:

– Отказ сэра Джона Саймона сотрудничать с Соединенными Штатами во время захвата Маньчжурии в 1931 году был величай шей ошибкой английской политики со времени основания Лиги наций.

Затем я завел разговор о мировой войне. Лоуренс не верит, что Германия победила бы, если бы Вильсон не вступил в войну в 1917 году. Это довольно странная точка зрения для такого умного и опытного человека, следящего за событиями. По-видимому, все англичане не учитывают того факта, что Франция была на грани краха в марте и апреле 1918 года, когда ежемесячно стали прибывать по 300 тысяч американских солдат. Это приостановило крупное наступление Гинденбурга и Людендорфа, начавшееся приблизительно 18 марта. Я не видел выражения признательности Соединенным Штатам. Мне не приходилось также слышать, чтобы какой-либо француз признал, что Вудро Вильсон спас Францию, в то время как немцы обычно говорят: «Нас победил Вильсон, вероломный Вильсон».

Четверг, 5 декабря. Сегодня на завтраке присутствовало около двадцати гостей, американцев и немцев, в том числе Джеймс Хейзен Хайд; был также полковник Эдвард А. Дидс, бизнесмен, имеющий предприятия в Акроне (штат Огайо) и в Нью-Йорке. Дидс является президентом или директором двадцати крупных американских промышленных концернов, включая банки «Нэшнл кэш реджистер» и «Нэшнл сити бэнк». Он заключил сделку с немецкой фирмой на передачу ей американских авиационных патентов с тем, чтобы эта фирма могла изготовить и продать Италии сотню самолетов, поделившись прибылями с американской фирмой. Мне это казалось противоречащим духу политики нейтралитета, провозглашенной Соединенными Штатами в августе этого года. Такие вещи постоянно происходят в условиях военной обстановки в Европе. День или два назад я телеграфировал в Вашингтон об этой сделке. Информация поступила конфиденциально от одного немца, служащего в авиации.