Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И С ПРИМЕНЕНИЕМ ВСЕХ ИЗВЕСТНЫХ МЕТОДИК.
С о с т а в и т е л ь: Теодор Венаблз, магистр гуманитарных наук, священник церкви Святого Павла, преподаватель колледжа Гонвилл-энд-Киз Кембриджского университета, а также автор работ: «Колокольный звон в сельских церквях», «Пятьдесят отрывков из мелодий для нечетного количества колоколов», «Чествование Господа праздничным перезвоном» – и других.
MCMII
В совокупности с недавно съеденными тушеными бычьими хвостами текст брошюры подействовал на Уимзи как снотворное. В комнате было так тепло, а день выдался таким насыщенным, что строчки поплыли у лорда Питера перед глазами. Он начал клевать носом, однако вскинул голову, когда в камине с треском подпрыгнул уголек, и снова попытался сосредоточиться на чтении:
«…если пятый колокол следует за седьмым, а седьмой за шестым, то они – ведущие, в то время как им предшествует перезвон второго, третьего и четвертого колоколов. Но если шестой и седьмой звонят вместе без участия пятого, то тогда…»
Голова лорда Питера снова опустилась на грудь, и на сей раз ничто не помешало ему погрузиться в сон.
Проснулся он от колокольного звона.
Мгновение его светлость никак не мог припомнить, где находится и что происходит, но потом откинул одеяло, сел на кровати, всклокоченный и пристыженный, под спокойным взглядом Бантера.
– О господи! Я заснул! Почему вы меня не разбудили? Они начали без меня.
– Миссис Венаблз распорядилась, чтобы вас не беспокоили до половины двенадцатого. А преподобный велел передать вам, милорд, что перед службой они ограничатся перезвоном в шесть колоколов.
– Который час?
– Почти одиннадцать, милорд.
Едва только эти слова сорвались с губ Бантера, перезвон начал стихать, и Джубили начал свой пятиминутный бой.
– Проклятье! – воскликнул Уимзи. – Так не годится. Мне непременно нужно попасть в церковь и послушать проповедь. Подайте мне щетку для волос. Снегопад не прекратился?
– Не только не прекратился, но и усилился, милорд.
Поспешно приведя себя в порядок, лорд Питер сбежал вниз по лестнице. Бантер, как и подобает преданному слуге, последовал за ним. Выйдя на улицу, они добрались до церкви в свете электрического фонарика Бантера и вошли внутрь в тот момент, когда под сводами раздались последние звуки органа. Хор и священник заняли свои места, и Уимзи, заморгав от ударившего ему в глаза желтоватого света, заметил в отдалении семерых звонарей, сидевших на поставленных в ряд стульях. Питер осторожно пробрался к ним, а Бантер, заранее выяснив, кто где сидит, прошел к скамье в северном нефе и уселся рядом с Эмили. Старый Эзекайя Лавендер поприветствовал Уимзи надтреснутым смехом, а потом протянул ему молитвенник и опустился на колени.
– Возлюбленные мои братья…
Уимзи поднялся с колен и огляделся. Охваченный благоговейным трепетом, он вдруг ощутил себя маленьким и незначительным в этом величественном помещении, заполненном людьми, пришедшими на службу, несмотря на метель и стужу. Внимание всякого, кто переступал порог этого святилища, сразу привлекал широкий неф, утопающие в полумраке боковые приделы, высокий купол, который совершенно не портили проглядывавшие из-под лепнины тонкие ребра свода, чудесный уединенный алтарь со стрельчатой аркой и пятью узкими окнами, выходящими на восток. Исходящее от всего этого великолепия мягкое свечение не оставило равнодушным и его светлость. Взгляд Уимзи скользнул по нефу и перекочевал на изящные колонны, верхушки которых расходились в стороны, подобно струям фонтана, и плавно перетекали в широкие легкие арки, поддерживавшие верхний ряд окон, освещавших хоры. Его светлость замер в восторге и восхищении. Там, в высоте, тускло мерцая в полумраке позолоченными локонами и крыльями, парили ангелы, херувимы и серафимы, устремляя взгляды к небесам и словно пытаясь взмыть еще выше.
– Господи! – с благоговением выдохнул Уимзи, а потом тихо прошептал: – «И воссел на херувимов, и полетел, и понесся на крыльях ветра»[36].
Мистер Эзекайя Лавендер больно ткнул своего товарища под ребра, и Уимзи вдруг понял, что прихожане вновь начали молиться, в то время как он один все еще стоит разинув рот. Его светлость поспешно зашелестел страницами молитвенника, чтобы подхватить слова молитвы. Со стороны он наверняка выглядел как слабоумный или язычник, никогда прежде не видевший молитвослова, поэтому мистер Лавендер помог отыскать нужную страницу и принялся громко читать псалмы ему на ухо.
– Хвалите его с тимпаном и ликами, хвалите его на струнах и органе…
Пронзительные голоса одетых в стихари хористов эхом отзывались под сводами храма, и ангелы, казалось, вторили им своими позолоченными устами.
– Хвалите его на звучных кимвалах, хвалите его на кимвалах громогласных…
– Все дышащее да хвалит Господа! Аллилуйя.
Близилась полночь. Святой отец подошел к ступеням алтаря и произнес своим мягким, хорошо поставленным голосом короткое обращение, в котором призывал славить Господа не только с помощью струн и органа, но и с помощью сладкоголосых колоколов этой прекрасной, горячо любимой церкви. В своей речи он ненавязчиво упомянул о присутствии в церкви заезжего странника – «только не оборачивайтесь, чтобы посмотреть на него, поскольку это будет неучтиво», – которого Провидение послало на помощь. Питер Уимзи зарделся, священник произнес слова благословения, и, когда орган снова заиграл, Эзекайя Лавендер зычно крикнул:
– Пора, ребята!
Стараясь не шуметь, звонари поднялись со стульев и направились к лестнице, ведущей на колокольню. Все сняли верхнюю одежду и повесили на вбитые в стену крючки, а лорд Питер с удовольствием взглянул на скамью с огромным коричневым бочонком с оловянными кружками. Очевидно, хозяин «Красной коровы» сдержал слово и снабдил звонарей «своим обычным».
Звонари заняли места, и Эзекайя Лавендер сверился с часами.
– Пора! – воскликнул он, а затем поплевал на ладони, взялся за утолщенную часть веревки Тейлора Пола и мягко привел колокол в движение.
«Бом-бом-бом». Пауза. «Бом-бом-бом». Снова пауза. «Бом-бом-бом». Девять погребальных ударов по усопшему. Год канул в Лету. Еще двенадцать ударов: по одному в память о каждом месяце. После этого наступила тишина, а затем с высоты раздался переливчатый бой часов, возвестивший о наступлении полночи. Звонари ухватились за веревки.
– Начали!
И колокола заговорили: Гауде, Саваоф, Джон, Иерихон, Джубили, Димити, Бетти Томас и Тейлор Пол, – прогнав радостным звоном тишину из темной башни. Их широкие рты открывались и закрывались, медные языки раскачивались из стороны в сторону, огромные колеса вращались, приводимые в движение веревками.
«Тин-тан-дин-дан-бим-бам-бом-бо. Тан-тин-дин-дан-бам-бим-бо-бом. Тин-тан-дан-дин-бим-бам-бом-бо. Тан-тин-дан-дин-бам-бим-бо-бом. Тан-дан-тин-бам-дин-бо-бим-бом». Каждый колокол на своем месте, отбивает мелодию. Вниз, вверх, пауза, удар. Три, четыре, три, четыре. Четкий ритм. Снова и снова. Чарующий перезвон разливался в небе над бесконечными, покрытыми снегом болотами, над прямыми, точно стрелы, темными дамбами, стонущими от порывов ветра тополями. Звонкие переливы проникали сквозь запорошенные снегом решетчатые оконца колокольни, разносились на крыльях ветра над спящими графствами, и на много миль вокруг были слышны голоса семерых друзей – малыша Гауде, серебряного Саваофа, силачей Джона и Иерихона, весельчака Джубили, сладкоголосых Димити и Бетти Томаса. Руководил же их хором величественный гигант Тейлор Пол. Вверх и вниз метались тени звонарей на стенах колокольни. Вверх и вниз взмывали алые концы веревок. Вверх и вниз раскачивались колокола церкви Святого Павла.