Дрезденская бомбардировка, свидетелем которой я стал, повлияла на мой характер намного меньше, чем смерть моей матери, усыновление детей моей сестры, внезапное осознание, что они и мои собственные дети больше во мне не нуждаются, мой собственный развод и так далее[702].

Как большинство писателей, я храню в архиве наброски многих произведений, которые не написались. ‹…› [Одно из них] называлось «Психиатр из СС». Там рассказывалось об одном враче, которого, проверив психику, отправили в Освенцим. Он должен был снимать депрессию у тех своих пациентов из комендатуры, которых тяготили их служебные обязанности. ‹…›

Писать эту книгу я начал с такой вот мыслью, которую, думаю, можно высказать, не возвращаясь к брошенной рукописи: те, кто посвятил себя борьбе с душевными заболеваниями в разных странах и в разные времена, всегда будут сталкиваться с одними и теми же ожиданиями – как сделать здоровых людей счастливее, если культура и общество охвачены безумием.

Спешу уточнить, что в нашей стране ситуация вовсе не настолько мрачная. И задача у нас, мне кажется, состоит в том, чтобы научить разумных, хорошо образованных людей говорить глупости с целью увеличить свою популярность[703].

Мало ли что тебе больше по вкусу пришлось – это еще не значит, что оно тебе полезно [мысленно произносит Боз, один из главных героев «Сирен Титана»][705].

Покойный британский философ Бертран Рассел говорил, что существует три вредных привычки, из-за которых он терял друзей: алкоголь, религия и шахматы. У Килгора Траута было свое пагубное пристрастие: он составлял своеобразные конструкции, расположенные горизонтальными линиями, – конструкции из двадцати шести фонетических знаков, десяти цифр и приблизительно восьми знаков препинания – и закреплял их чернилами на отбеленной и раскатанной древесной пульпе. ‹…›

‹…› Обе мои жены – сначала Джейн, а теперь Джилл – не раз говорили, что в этом смысле я вылитый Траут.

У моей матери была стойкая зависимость от богатства, от многочисленных слуг и неограниченных кредитов, от роскошных званых обедов и частых поездок в Европу первым классом. Так что можно сказать, что во время Великой депрессии у нее наступила ломка[706].

Зато я давно прославился своим необоримым пристрастием к сигаретам. Я всё еще надеюсь, что эти штуки меня прикончат. Эти штуки, у которых, как говорится в известной загадке, огонек с одного конца, дурачок – с другого.

А теперь признаюсь вам вот в чем: однажды я всё же испытал такой кайф, который не идет в сравнение ни с каким кокаином. Это произошло в тот день, когда я получил водительские права. Глядите все скорей сюда, вот едет Курт Воннегут!

Мой тогдашний автомобиль… кормился мощнейшим наркотиком, каковым, безусловно, питаются почти все средства передвижения и прочая техника в наши дни, включая электрогенераторы и нагревательные котлы. Самым опасным с точки зрения злоупотребления и привыкания наркотиком, оказывающим в высшей степени пагубное воздействие на нашу жизнь, является ископаемое топливо.

‹…› По моему скромному мнению, истина такова: мы все заядлые наркоманы, торчащие на ископаемом топливе. И сейчас у нас начался синдром отмены. И, как множество наркоманов перед лицом неминуемой ломки, наши лидеры идут на самые тяжкие преступления, чтобы заполучить те жалкие остатки полезных ископаемых, которые еще где-то остались[707].

Спрашивают: чем Америка в первую очередь одарила культуру нашей планеты? И обычно отвечают: джазом. Я люблю джаз, но отвечу все-таки иначе: анонимными антиалкогольными ассоциациями.

‹…› Анонимные антиалкогольные ассоциации ‹…› – единственные организации, добившиеся определенного успеха в борьбе против наклонностей известного рода людей (они составляют, вероятно, десять процентов населения, кто бы и где бы ни проводил подобные подсчеты) прибегать, причем систематически, к употреблению жидкостей, доставляющих краткосрочное, спазматическое наслаждение, но постепенно делающих полным кошмаром жизнь и этих людей, и других, находящихся рядом.

‹…› Я убежден, что среди нас обитают люди, страдающие трагической привычкой все время готовиться к войне.

‹…› Если бы Западная цивилизация воплощалась в некоем лице, мы бы отправили это лицо в принудительном порядке на ближайшее заседание анонимной ассоциации борьбы с готовящимися к войне[708].

Большинство опрошенных, и я тоже, как выяснилось, склонны к депрессивным состояниям и происходят из семей, где были страдающие депрессией. Из этого опроса я вывел для себя общее правило, конечно, прямолинейно и приблизительно сформулированное: нельзя стать хорошим писателем, посвятившим себя серьезной литературе, если не испытываешь депрессии[709].