~

Успех позволил Воннегуту расширить творческие горизонты. Он позволил ему участвовать в деятельности общества (и влиять на него) путями, которые были закрыты для человека, не занимающего такое положение, а следовательно, не обладающего такой властью. Теперь он мог выступать с речами перед большой аудиторией, эффективно поддерживать общественные инициативы. Он достиг одной из своих целей – стал хорошим гражданином. По этой части он даже перевыполнил план.

~

Не волнуйтесь. Вам, скорее всего, не придется испытывать на себе отрицательные последствия славы и богатства.

Зато вы можете воспроизвести их положительные последствия.

Ваше благополучие имеет первостепенное значение. Вы обитаете в своем теле и сознании, именно они – ваши фигуры на космической доске. Если вы писатель, то вы и есть свой рабочий инструмент. Так что надо поддерживать этот инструмент в рабочем состоянии – следить за своим здоровьем и тому подобным.

«Мои молодые годы загублены двумя вещами – страхованием жизни и завистью», – объяснял Воннегут интервьюерам. По его словам, уход из GE на вольные писательские хлеба стал для него «страшноватым поступком».

Он спросил у своего друга-металлурга, на какую сумму тот застраховал свою жизнь. У того вообще не оказалось страховки: как выяснилось, он вообще не переживал, что будет, когда он помрет, потому что он тогда всё равно будет уже мертвый. Курт намеренно перестал выплачивать страховые взносы[672]. Потом он советовал:

~

На занятиях мастерской мы однажды стали свидетелями воннегутовского взрыва раздражения – как раз того, причиной которого (по крайней мере отчасти) стала эта самая зависть. Один из студентов, Дэвид Милч, принес рассказ, где высмеивал бизнесменов. Тогда в большой моде были рассуждения о «разрыве между поколениями», принцип «не доверяй никому, кто старше тридцати», гнев в адрес военно-промышленного комплекса, больших корпораций и их руководителей. Насмешливое презрение к бизнесу не было чем-то необычным.

Но Курт обрушился на Милча: «Эти люди – такие же, как я! Я с такими работал!» Он заявил, что предприниматели кормят свою семью, что они настоящие труженики, что они заслуживают уважения.

Дэвид Милч был весьма обаятелен, только что с отличием окончил Йельский университет, получил престижную литературную премию. Ему покровительствовал писатель Роберт Пенн Уоррен.

«Воннегуту не нравились университеты Лиги плюща и вообще моя предыдущая биография», – вспоминает Милч. По его словам, К. В. «вел себя как воинствующий мещанин. Казалось, он полагает, что привилегии дисквалифицируют». Впрочем, среди нас сидели и другие писатели из числа выпускников Лиги, и нам еще до этой сцены стало очевидно, что Воннегут почему-то затаил обиду именно на Милча.

По словам Милча, накал дискуссии удалось снизить благодаря тому, что вмешался Ричард Йейтс, тому, что сам Дэвид дружил с Эди, дочерью К. В., а с самим К. В. порой «с удовольствием принимал коктейль-другой» в Donnelly’s, одном из местных баров.

По иронии судьбы, Милч ушел с преподавательской должности (которую он получил в Йеле, став магистром изящных искусств), чтобы писать в Лос-Анджелесе сценарии для телевидения: сначала был «Блюз Хилл-стрит», затем – «Полиция Нью-Йорка» и «Дэдвуд». Иными словами, он стал заниматься не такой уж высокой словесностью.

Подобные откровенные и эмоциональные отклики заметно отличали наших преподавателей-писателей (особенно Курта) от большинства прочих наставников и во многом способствовали нашему творческому росту. Благодаря этому случаю Милч понял, что «разрыв между студентом и преподавателем, между людьми с разной биографией шире, чем мне казалось». А я, в свою очередь, поняла – несмотря на то, что стояла на стороне Курта, полагая, что писать надо, страстно откликаясь на саму жизнь, – что эта позиция может быть несправедливой, что его зависть (причина которой – собственное мнимое бесправие, словно права кто-то у него отобрал) может оказаться деструктивной для тех, кто добился успеха честным путем.

Да, Милч писал именно о зависти, этом зеленоглазом чудовище[674]. Да, она и в самом деле разъедает, как серная кислота. Она сковывает душу. Она заставляет чувствовать себя мерзко. Она лишает щедрости. Она призывает отказываться от личной ответственности за свои решения, с подозрением коситься на других вместо того, чтобы сосредоточить взгляд на вашей собственной цели, на той награде, которую можете получить вы сами. Она пытается убедить, что вы отлично знаете состояние чужой души и чужую судьбу – и тем самым принижает значение вашей собственной души, вашей собственной судьбы.

Со всеми такое бывало.

~

В дальнейшем Воннегуту довелось вкусить славы и богатства. Проведя среди богатых и славных людей столько же времени, сколько перед этим прожил в бедности, он написал роман «Фокус-покус», где появляются такие слова:

В 1997 г. он сказал в напутствии выпускникам одной американской школы: