Всегда думал, что это такое выражение, которое можно понимать в переносном смысле. На самом деле — непереносимое это выражение… У него и так-то мертвые зенки, а тут еще и это…

— Как, руки этому шьем? — спрашивает седоватый сапер-южанин.

— Николаич — как со временем?

— Нет у нас времени. Надо выдвигаться. Давайте с коллегой договаривайтесь. Потом руки присобачим, если это так надо.

Мутабора как заклинило. Он явно не то что не понимает, что я ему говорю — но даже и не слышит.

За стенкой — сигналит машина.

— Получается так, что идем. Этого — на носилки, Мутабора под руки — все пошли. Пошли, живее…

К моему удивлению, с нами остаются и трое саперов и водолазы. Когда спрашиваю об этом Андрея, тот совершенно спокойно удивляется:

— Так саперы нам, как разведгруппе, положены, а водолазы еще имеют задачу, к которой и нас потом пристегнут. Здесь склад их амуниции по дороге — надо будет загрузиться. Да и заработали наши саперы сегодня рублей пятьсот — теперь те, что в группе усиления, продолжат. У них даже и собака есть.

— Какие пятьсот рублей? — не понимаю я.

— По установленным расценкам за разминирование взрывоопасного предмета первой степени сложности платят пятнадцать рублей пятьдесят четыре копейки, второй степени — десять рублей тридцать четыре копейки. Вот и считай.

— Это шутка?

— С чего это? Я даже знаком с одним человеком — тот на таких расценках в Чечне заработал двести тыров[72]рублей. «Жигули» купил потом.

— А собака что — такая ценность и «сверхдевайс»?

Андрей удивляется еще пуще.

— В Чечне снайпер-дух получал за убитого офицера — два тыра зеленых, а за саперную собаку — шесть тыров. Вот и считай. У кронштадтских собачка — как раз так тыщ на пять… Не совсем обучена и опыта маловато, но — уже помощница.

— А в Петергоф полезем?

— В Петергоф пока нет. В Рамбов[73]— да, полезем. Но сначала с МЧС разбираться надо — пока их не прикроем — с Красной Горки никуда. Разве только недалеко.

Андрей хитро подмигивает.

Мы выкатываемся маленькой разношерстной колонной — впереди БТР, за ним окаянный джипик, КАМАЗ с кунгом и замыкающим рычит танк. Вовка прет по каким-то дорогам, о существовании которых я и не знал.

Очень скоро обнаруживается, что и Вовка — тоже. Колонна заехала в какие-то кусты, в два человеческих роста, дорога и кончилась. Вылезаем, чтоб убедиться, что это обычная «левая свалка». Тупичок завален всяким строительным мусором в пластиковых мешках. Обсуждение вариантов затягивается, Вовка настаивает на том, что он тут проедет, Николаич уже сомневается в этом, а подошедший Семен Семеныч с ходу выдает одну из своих баечек:

— Меня в свое время удивил эпизодик — в Артмузее есть традиция — наши пушки стоят с гордо задранными вверх стволами. А вражеские — хоботы печально склонили вниз. А тут надо было поставить на экспозицию немецкий шестиствольный миномет. А у него, заразы, стволы в принципе не опускаются. Ну, нельзя ему иначе никак. И так корячились и этак — все равно вверх смотрят. Позвали мужика, который с этим «девайсом» дела имел во время войны и даже стрелял. Пришел, спрашивает — целостность важна, он подлежит консервации? Это в случае войны часть музейного добра идет в армию. Хранитель отвечает — нет, куда ему. Тогда мужичок берет фомку, лезет под агрегат, пыхтит. Откуда-то снизу отваливается со звоном кусок металла, и миномет печально свешивает стволы. Так и сейчас стоит…

— Это вы к чему? — недоумевает Николаич.

— Дело надо поручать тому, кто в нем разбирается.

Вовка открывает рот, но Семен Семеныч его опережает:

— Я — местный, да еще и охотник. Если помните. Есть ли возражение?

— КАМАЗ не бронирован.

— А у кабанов ружей нет. И больше мы вряд ли кого встретим.

— Ну а если кто из благоизбранных уцелел?

— Им в тех местах делать нечего. Да и вряд ли прыгнут — колонна все ж не простая, танк за километр слыхать.

— Получается так — что на ваш страх и на наш риск.

— Годидзе! Не глянете — что там с вашими протеже?

В кузове, наполовину забитом матрасами, — все по-старому. Хозяин еще жив, Мутабор рядом, как кошак у мышиной норки. На открывшуюся дверь не реагирует никак.

Внутри БТР тепло. Сидим кучей, тянет подремать, но чертов Вовик заранее предупредил — будет болтанка. Так что задремлешь — долбанешься башкой. «Курсантеры» наконец-то завели разговор про баб. Это как-то встряхивает присутствующих, и дремота на время отходит.

Таких разговоров я уже наслушался, служивые такие темы любят, и, что странно, чем неопытнее — тем гуще рассказы.

Настраиваюсь на типовое ведение разговора, и тут тот самый Ленька, дружок нашего Рукокрыла-Званцева, неожиданно признается — очень жалеет, что не успел пройти курсы пикаперов. Ну, сложно ему знакомиться.

— Да все это хрня, как говорит Мутабор! Ничему толковому там не учат, — заявляет в ответ Сергей, и как-то слишком уж уверенно.

— Да ну? — возражает Ленька.

— Точно! У меня приятель прошел обучение. По паре телок в неделю снимал! Весь страх как рукой сняло, — поддерживает дружка Званцев-младший.

— Ага. А до того? — дергает меня нелегкая за язык.

— А до того вообще с девчонкой заговорить не мог!

— Ну-ну. То есть был мальчонка, стесняющийся и боящийся женщин. Так?

— Точно!

— Считал он их за что-то необъяснимое. Не поддающееся пониманию и жутковатое в своей таинственности. А тут ему объяснили на пальцах, что все девки — шлюхи и представляют собой три дырки на ножках. Ничего таинственного, ничего мистического, ничего загадочного, ничего, достойного уважения. Три дырки, легкодоступных к тому же. Брякнулась женщина с пьедестала. Так?

— Не так. Он их бояться перестал! — упирается Рукокрыл.

— Он, пикапер, продолжает их бояться. Потому и снимает по десятку за неделю, раньше это называлось комплексом донжуана, то есть паническая боязнь ответственности и неумение строить нормальные отношения с противоположным полом. А доказать себе, что он крут — охота. Вот и получается — замена количеством качества. Только это фигня.

— Хрня! — подсказывает заинтересованно слушающий Серега.

— Ну можно и так. Я уж не говорю о том, что частая смена половых партнеров чревата боком — как нам говорили на занятиях по кож-вен болезням — в среднем каждый тринадцатый партнер дает новое заболевание. А когда нас учили — еще не было такого разгуляева. Вот и прикинь — девок пикапер по определению уважать не может — потому как они либо тупые давалки, если дают, либо заносчивые стервы — если не дают. И пикапер стопудово уверен, если ему не дали — то это не потому, что девчонка себя уважает, а потому, что она просто заносчивая.