Врать в лицо начальнику уголовки оказалось так же легко, но еще более сладостно.

― Постой, постой! ― спохватился Мнишин. ― То ты говоришь ― ГРУ, то ФСБ. Что-то у тебя не сходится.

― Я говорю, «размахивал ксивой ФСБ», ― терпеливо разъяснил я. ― Потом узнал уже, ксива не настоящая была. Навел справки по своим каналам, и точно ― бывший полковник ГРУ.

Но подозрительность Мнишина все никак не хотела идти на спад.

― А что значит «видел полтора разочка»? Где еще с ним встречался?

Отлично! Мнишин заглотил закинутую наугад наживку. Так что можно попытаться прямо сейчас отработать еще и мое посещение «Капитанского». Единожды солгавши, кто тебе помеха?

― А вот сегодня без чего-то восемь, в этом самом банке, ― я дернул головой назад, в сторону пожара, — мы с ним в дверях разминулись, я и не понял толком: он или не он? Даже у девушек в банке спрашивал, не Козырьков ли фамилия клиента? Они сказали нет, фамилия другая. Или я обмишулился, или он опять под прикрытием работал. ― И для убедительности развел руками: ― Так что, если по-честному, больше чем на полразочка не тянет.

Но Мнишин, который, по всем расчетам, должен был наконец успокоиться и удовлетвориться, придвинулся ко мне всем туловищем и резко схватил за лацканы куртки.

― Так-так, ― зловеще протянул он. ― А знаешь ли ты, как мы про бомбу узнали, а?

― Откуда мне знать-то?! ― Я даже глаза постарался вытаращить.

― Неизвестный доброжелатель позвонил, сечешь? А мы ведь завтра и номерок телефончика знать будем, и место, откуда звонили, и, если надо, экспертизу голоса произведем.

― Грамотно, ― охотно согласился я. ― Находите владельца номера, сравниваете голос. А уж раскрутить его ― это вы сумеете, я вас знаю!

― Значит, это не ты? ― поинтересовался Мнишин, всем своим видом, тоном, выражением лица демонстрируя, что сильно подозревает обратное.

Я же не просто подозревал обратное, я знал наверняка. Поэтому выкатил ему самое оскорбленно-честное выражение лица из имеющихся у меня в запасе:

― Конечно я! Но ты же в курсе: признание уже теперь не совсем царица доказательств. Так что грабки убери. Проведи свои экспертизы, а потом такие вопросики задавай. Чай, при исполнении находишься.

Он ослабил хватку и даже слегка отодвинулся.

― Проведем, проведем экспертизки, и вопросики зададим… ― пробормотал он. ― Всему свое время.

И я понял: выкрутиться из цепких лап Мнишина полностью мне пока не удалось. При этом оказалось, и вопросы у него еще не все закончились.

― Теперь объясни, чего тебя в этот банк занесло? Аккурат сегодня вечером и как раз в одно время с ним?

Мы оба синхронно глянули на притулившийся в сторонке труп Бульбочки.

― У него бы спросить, да ведь не скажет теперь, — фальшиво вздохнул я. ― А у меня заранее запланировано было. Семейное серебришко в сейф упрятать. Последняя память все-таки. Я после того погрома, что вы у меня видели, чуть не до утра квартиру убирал, а ложечек бабушкиных нигде не было.

― Если в сейф прятал ― значит, нашлись все-таки? ― спросил Мнишин, отпуская мои лацканы. И в его усталом голосе я больше не слышал живого интереса к моей персоне. Что немудрено: в настоящий момент у начальника уголовного розыска полно было дел поважнее.

Вопрос выглядел риторическим, но я счел нужным на него ответить. Сказал с достоинством:

― Ложки нашлись. Но осадок остался.

В дореволюционном русском праве имелся такой вариант вердикта присяжных: «Невиновен, но оставить в сильном подозрении». Ну, точно про меня — с точки зрения правоохранительных органов в лице товарища Мнишина. И означало, что в каждом своем действии отныне надо быть предельно осторожным, продумывать последствия любого шага, любого слова. Все это я хорошо понимал. Но менять свои планы упрямо не желал. Собирался переть напролом, положась исключительно на авось. Ибо, как говорит Прокопчик, жизнь сложнее наших представлений о ней.

А что мне еще оставалось делать? Отправиться домой спать? И забыть про программу защиты от свидетелей службы безопасности корпорации «Фарус»? Оно конечно, за последнее время кадры у них поредели: ни Мерина, ни Бульбочки. Но ведь вряд ли они иссякли окончательно! И Бульбочка по дороге из Перова к банку обязан был доложить руководству о последних событиях. И еще существовала где-то, по словам покойника-стриптизера, «в своем подвале», Марина Шлык. Тоже, заметьте, сбежавшая с места жительства почти одновременно с Ксюшей Голдовской. Может быть, последняя из живых, кто знает, что же именно случилось две недели назад, когда началась вся эта кутерьма. Да и чего уж лукавить перед самим собой! Предупредить Шлык об опасности, намекнуть ей, чтоб быстро делала ноги куда подальше, являлось моим несомненным гражданским долгом. Но правда состояла в том, что она нужна была мне как свидетельница, пока еще не попавшая под «программу» службы безопасности «Фаруса». И тем больше нужна, чем меньше шансов, что кроме нее остались какие-нибудь другие свидетели. Во всяком случае, мне о существовании таковых известно не было.

Я позвонил Прокопчику и в приказном порядке велел ему собираться в поход. Называть маршрут по телефону не хотелось, поэтому я сказал:

― Помнишь, где мы первый раз видели этого пионера-героя? Как его? Ага, Мишу Перова, он еще с такой очаровательной блондинкой танцевал? Вот там встречаемся через пятнадцать минут.

― Это зачем? ― подозрительно поинтересовался он.

― Есть одно дельце ― будешь мне спину прикрывать.

― Нет! ― выдохнул в отчаянии он. ― Что хочешь, только не это!

― Я сказал спину, идиот, а не задницу! Тебе место называют для ориентира. Чтоб ты туда доехал, желательно без хвоста. А пойдем мы в другое заведение. Там вместо мальчиков будут девочки.

Короче, я вместе с партнером собирался посетить ночной стрипклуб «Потемкинъ». И в тот момент даже представить себе не мог, с какой буквальной точностью описывал то, что мы там увидели…

По ставшей уже привычкой манере мы поставили машины позади соседнего дома, и при подходе к «Потемкину» меня слегка удивило, что располагался он на втором этаже большого офисного здания. В голове засело это «Маринка из своего подвала», которое никак не совмещалось с обнаруженной реальностью. Первый этаж занимал вполне фешенебельного вида дорогой ресторан со стеклами во всю стену, за которыми среди белых скатертей мелькали официанты в черных фраках. А ниже, извещала неоновая вывеска, размещался паркинг для гостей.

«Потемкинъ» имел отдельный вход, куда вела широкая, отделанная фальшивым мрамором лестница. Здесь не было никакой яркой рекламы вроде девиц в доломанах, просто скромная вывеска с названием над дверью. То ли знак респектабельности, то ли намек на то, что чужие здесь не ходят. А свои и так найдут. Усвоив наконец, куда мы направляемся, Прокопчик быстро перестроил ряды и теперь смело шагал впереди, на ходу приглаживая шевелюру. Только оказавшись внутри и увидев объявление, что входной билет стоит порядка сотни баксов, он как бы невзначай отошел в сторону, пропуская к кассе меня. Возле рамки металлоискателя стояли два секьюрити, в обязанности которых входил, надо думать, и фейс-контроль. Они оглядели нашу парочку без особого энтузиазма. Но в руках у нас были билеты, и это отчасти примирило их с не слишком презентабельным видом посетителей. Перед нами раздвинули тяжелую портьеру из темно-бордового плюша, и мы оказались в большом полутемном зале. Посреди него имелось ярко освещенное возвышение: то ли сцена, то ли подиум. Сейчас оно пустовало, зато из невидимых репродукторов лилась откровенно эротическая музыка, состоящая из вздохов, охов и протяжных стонов.