— Доктор Ланге, вы бесподобны сегодня.

Гестаповцы одаривали себя взаимными комплиментами, словно в такт пыткам, которым подвергали в это время Ольгу и ее друзей.

— Да, господин оберфюрер, имеется еще одна, мелочь, но мелочь характерная. Наши сыщики из отдела Тейдеманиса раскопали, что Судмалис до войны был рабочим при строительстве здания министерства финансов на улице рядом, буквально в двух шагах от Домской площади. Он числился в списках фирмы «Нейбург». Нашли групповые снимки рабочих фирмы, но его на них нет. Конспиратор.

— Да, теперь все интересно, что относится к нему. В общем, это закон места преступления — делать там, где хорошо известны подходы.

Тейдеманис и Пуриньш сказали то же самое.

— Естественно! У всех нас, офицеров полиции разных стран, одни технические приемы розыска. Выучка сыщика — она как иностранный язык: дело знаешь, все поймешь без переводчика. Так? — сказал оберфюрер. — Кстати, как там Граф?

— После того, известного нам сообщения, замолчал.

— Замолчал… — повторил оберфюрер. — Вот что! Поручите Пуриньшу встретиться с Панченко. Пусть тот посетит фотоателье и отправит сообщение о засвеченности этой их тропинки, как мы договорились в прошлый раз. Заботливость Панченко о «корреспондентских» каналах связи сделает ему честь. И если они после этого прирежут Графа — черт с ним, он не нужен больше. Пусть продолжает молчать с гарантией — в свежей могиле. Судмалис же остережется: сразу напрямую на сообщницу в фотоателье не выйдет. И последнее. Если кто-то прорвется в партизанский край по этой дорожке, как пытались те двое из группы Ольги, то их там не встретят с объятиями. К стенке еще поставят.

В январе Валя послала в отряд сообщение следующего содержания: «Проверьте людей, поступивших в партизанские ряды в последнее время по связи Адели Долновской. Имеются сведения, что среди них есть провокаторы». Через три дня эта информация достигла отряда. На сообщении сохранилась заверительная подпись: «В Центр передано. Балод. 26.1.44 г.»

Естественно, получив такую депешу, в отряде огорчились. И так этих цепочек было до обидного мало, а здесь еще и рвались последние. Все было хрупко и ненадежно. Цепочка, ее звали по имени Адели, объективно совсем пришла в негодность: засада в доме Тони и арест ее стариков, загаженность пути Графом, от «мытья» которого в боях путь чище не стал. Теперь сообщение, что по цепочке прошли проходимцы. Казалось, необходимо было сделать все, чтобы обезопасить Валю, скрывавшуюся у рижского конца цепочки или начала, смотря откуда вести отсчет. Конечно, додуматься до хитроумной посылки Панцингера (что Судмалис должен был иметь в виду Валю в качестве опорно-ключевой своей помощницы и что должно было быть одним из подспудных мотивов его стремления вернуться в Ригу, только поэтому Валю пока не трогали и оставляли в покое) — о таком замысле немцев в отряде при всем желании сообразить не могли. Слишком коварно. Там думали, раз Валя функционирует, то все в порядке. Более того, это вояж Иманта форсировали как в отряде, так и, надо полагать, в штабе партизанского движения в Москве, хотя риск толкал прямо в капкан. Почему пальцем ноги не пошевелили, чтобы увести Валю от Марии Ликумс, муж которой был расстрелян за антигитлеровскую деятельность еще в 1941 году и, следовательно, вдова не могла не находиться под колпаком, — сказать трудно. Очевидно, от поверхностности при изучении той «сетки» деловых знакомств, найденных в Риге, которые должны были сыграть для Иманта только полезную роль, безо всяких отступлений от этого критерия. Тень сомнений руководителей Вали и Иманта не терзала…

Сравним, когда Судмалис, создавая свои группы, искал нужных информаторов, помощников, то в первый период пребывания в Риге провалов не было, следовательно, дилетантство при подборе людей у него отсутствовало. На войне ничего нельзя исключить. Мы не говорим сейчас еще о подлинной роли Графа, Рагозина и Гудловского, о чем в отряде не знали, но подозревать их обязаны были. Что значит подозревать? Вести их активную проверку по всем параметрам. Ну почему, скажите на милость, когда в отряд притопали эти три богатыря: Рагозин, Гудловский и Чувиков, выговорились и дружно согласились идти назад туда, откуда бежали и куда больше никто добровольно не захотел идти, даже Граф, никто не предложил: давайте двух отпустим, а третьего, скажем Чувикова, оставим у себя заложником и не спеша поработаем с ним? Нереальное предложение? Почему в бумагах Графа, которые гроша ломаного не стоили, не сделали даже попытки разобраться, равно как и в его чудо-превращениях: от беглеца из лагерей и тюрем, через карцеры и прямо в унтеры? Скажем опять — война. Да, на войне легче пять честных людей угробить, чем одного подонка разоблачить. Цена своих проверенных людей, таких как Валя и Имант (Ольгу в отряде толком не знали), должна была быть высокой, а она оказалась ничтожно малой. Даже немцы, как это ни цинично звучит, выше оценивали наших патриотов, предлагая свои десятки тысяч марок за их поимку!

…Отпустив Ланге, Панцингер стал еще раз обдумывать складывающуюся ситуацию. У него не было сомнений, что еще в этом месяце удастся ликвидировать группу, организовавшую взрыв на Домской площади. Партизаны из Освеи точно убрались к своим за линию фронта. Он, Панцингер, их все-таки выжил. Та их немногочисленная группа, что осталась, большой опасности не представляет.

Надо было подумать и о собственном возвращении в Берлин. Он размечтался на какой пост сможет претендовать. По его предположениям выходило, что занятие им должности начальника одного из управлений РСХА вполне реальная вещь. Но какого? Мюллера из четвертого управления никто не выпихнет, слишком много ему всего известно обо всем и всех в руководящих кругах рейха. Шелленберга? Его шестое управление вне конкуренции. Третье управление — СД? Но им командует сам Кальтебруннер. Остается пятое — криминальная полиция. Тоже неплохо. Намеки из Берлина уже были…

Выйдя от Панцингера, Ланге вернулся в свой кабинет. Следовало практически отрабатывать вывод Судмалиса сюда, в Ригу. Рассуждения оберфюрера о театре и сцене, конечно, красочны, но из них смирительной рубашки для этого террориста не сошьешь. Да, в уме и воображении оберфюреру не откажешь… Наши люди по углам затемненной сцены… И в Освею через Гаецкого была направлена шифротелеграмма о том, что для Андерсона (так шифровался Имант в телеграфном обмене между Ланге и Гаецким с отрядом) подобрана надежная явочная квартира на улице Руенас, у сестер Гейдан. Этим был заполнен один темный угол рижской сцены борьбы, на которую должен был выйти Имант.

Через несколько дней в отряд тем же путем ушла еще одна депеша, что для Андерсона приготовлена квартира на улице Слокас, у некоего Зенона. Этим еще одна бомба замедленного действия была заложена в другой темный угол. Постепенно на площадке, готовящейся для Иманта, скрупулезно выкладывалось лассо, или попросту удавка, чьи свободные концы находились в руках Ланге, Тейдеманиса и Пуриньша. Рывок, и петля на шее Иманта затянется. А что наши «слоны»? Да ничего. Они играли в плохой детектив. Глотали отправленные телеграммы, как слоны глотают бананы с деревьев — свое лакомство. Сестры, Зенон, явочные квартиры, шифротелеграммы об Андресоне, полученные от Гаецкого. Таинственно звучит, а?