– Отлично сделано, Ди. Ну-ка, дай я заберу вот это. – Кесси опустила почетный знак в портфель, пока Дина застегивала пальто.

– Я даже не почувствовала, что была на работе. Они такие молодцы!

– Они молодцы – и ты молодец. – Кесси искоса посмотрела через плечо. В элегантном вестибюле «Дрейка» все еще толпились люди. – Поверь мне на слово. А теперь иди прямо и не оглядывайся, иначе до полуночи отсюда не выберешься. – Чтобы Дина поторопилась, Кесси взяла ее за руку и вывела из холла на тротуар. – Послушай, я возьму такси, мне надо вернуться в офис.

– Не говори глупостей. Мы забросим тебя по дороге.

– Если ты окажешься поблизости от офиса, то сразу же вспомнишь о чем-нибудь, что надо срочно сделать. Нет. Поезжай прямо домой, – приказала Кесси. – Собирайся и уезжай. И не показывайся в городе раньше воскресного вечера.

Это было слишком хорошо, чтобы спорить.

– Да, мэм.

Засмеявшись, Кесси поцеловала ее в щеку.

– Желаю чудесно провести выходные.

– Тебе тоже.

И они простились, разойдясь в разные стороны под пронизывающим ветром и кружащимся снегом.

– Извини, что я задержалась, Тим.

– Ничего страшного, мисс Рейнольдс. – Тим в длинном черном пальто, шлепавшем его по коленям, открыл ей дверцу лимузина. – Как все прошло?

– Отлично. В самом деле, отлично, спасибо. Все еще излучая энергию после хорошо выполненной работы, Дина проскользнула внутрь, в приятное тепло.

И там была эта записка. Обыкновенный конверт, белый квадрат на бордовой коже сиденья…

– Я спросила Тима, подходил ли кто-нибудь к машине, – продолжала Дина, – но он никого не видел. Было холодно, и он заходил в гостиницу, чтобы погреться. Он сказал, что дверцы были заперты, и, зная, какой Тим добросовестный, я уверена, что так и было.

«Слишком много записок», – подумала Фрэн, и внутри у нее все сжалось. За последние несколько месяцев Дина получала их слишком часто.

– Ты сообщила в полицию?

– Я позвонила лейтенанту Дженнеру прямо из машины. Но я ничего не в состоянии с этим поделать. – Ее голос дрожал как от разочарования, так и от страха. «И было бы легче, – поняла Дина, – чувствовать что-нибудь еще, кроме страха – что угодно». – Я никак не могу в этом разобраться, определить происходящее на свое место… Не могу ни принять, ни отказаться. – Пытаясь успокоиться, она потерла лицо руками, словно надеясь, что так защитится от паники; – Не могу спокойно говорить об этом. И всякий раз, когда напоминаю себе, что мне не угрожали, не причиняли никакого вреда, то чувствую, что у меня вот-вот начнется истерика. Он везде находит меня. Я готова на коленях умолять его, чтобы он оставил меня в покое. Просто оставил меня в покое. Фрэн, – беспомощно произнесла Дина, – я не знаю, что делать.

Фрэн встала и положила Келси в манеж. Потом подошла к Дине и взяла ее руки в свои. В этом прикосновении была не только поддержка, но и тихо бурлившая досада.

– Почему ты не говорила мне это раньше? Почему ты ни разу не дала понять, как сильно тебя это расстраивает?

– У тебя и так много дел. Обри, малышка.

– Так что, ты пожалела молодую мать и притворилась, для тебя все это так, ерунда, побочный продукт славы? – Внезапно разозлившись, Фрэн шлепнула обеими руками себя по бедрам. – Это же чепуха, Ди! Обидная, несправедливая чепуха!

– Я не видела никакой причины для беспокойства! – огрызнулась Дина. – Сейчас у нас и так столько всяких дел: шоу, козни Анджелы, сын Маргарет разбил ее машину, у Саймона умерла мать. – Презирая себя за то, что приходилось оправдываться, она опять повернулась к окну. – Финн летит на Гаити на следующей неделе. – Снаружи пес прыгал вслед за летавшими туда-сюда снежками. Дине хотелось плакать. Прижавшись лбом к холодному стеклу, она ждала, пока ее нервы немного успокоятся. – Я думала, что смогу справиться сама. Я хотела справиться сама…

– А Финн? – Фрэн подошла к Дине сзади и потерла ладонью ее окаменевшую спину. – Он знает, что с тобой сейчас происходит?

– У него очень много других забот.

Фрэн даже не постаралась сдержать негодующее фырканье.

– Это значит, что и с ним ты вела такую же игру. Ты сказала ему о последнем письме?

– Наверное, лучше подождать, пока он вернется из предстоящей поездки.

– Ты просто эгоистка!

– Эгоистка? – Ее голос дрогнул от удивления и боли. – Как ты можешь это говорить? Я не хочу, чтобы он волновался обо мне, находясь за тысячи миль отсюда!

– Он хочет волноваться о тебе. Боже, Ди, как может такой тонкий и внимательный человек, как ты, быть одновременно таким упрямым? Финн любит тебя. И хочет разделить с тобой все – и хорошее, и плохое. Он заслуживает того, чтобы знать, что ты чувствуешь. Если ты любишь его хотя бы вполовину так же сильно, как он тебя, то не имеешь права ничего скрывать от него.

– Я не собиралась скрывать…

– Но именно это ты и делаешь. Это несправедливо по отношению к нему, Ди. Как и… – резко оборвав фразу, Фрэн выругалась. – Извини, – но ее голос звучал напряженно и холодно. – Это совершенно не мое дело, какие у вас с Финном отношения.

– Нет, теперь уже не останавливайся, – так же холодно проговорила Дина. – Договаривай до конца. Как что?

– Ладно. – Фрэн набрала в легкие побольше воздуха. Они дружили уже больше десяти лет. Можно было надеяться, что их дружба выдержит и эту бурю. – Несправедливо с твоей стороны требовать, чтобы он сдерживал свои желания.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду?

– Ради Бога, посмотри на него, Ди! Посмотри на него с Обри. – Она схватила Дину за руку и развернула ее обратно к окну. – Посмотри внимательно.

За окном Финн кружил Обри в воздухе, еще, еще и еще, а из-под ног у него летел снег. Эхо от восторженного визга девочки разносилось по округе, как песня.

– Этот человек хочет семью. Он хочет тебя. А ты отказываешь ему и в том, и в другом, потому что еще не все разложила по полочкам. Это не просто эгоистично, Ди. Не просто несправедливо. Это грустно. – Дина промолчала, и Фрэн отвернулась в сторону. – Мне надо переодеть малышку. – Подхватив Келси на руки, она вышла из комнаты.

Дина долго стояла, не сходя с места. Она могла бы увидеть, как финн боролся с собакой, пока Обри прыгала в руках у отца, чтобы надеть рваную кепку на голову пузатому снеговику.

Но у нее перед глазами вставали совершенно иные картины. Финн с нахальной ухмылкой на лице, самодовольно шагающий по аэродрому под проливным дождем. Финн, измученный и спящий у нее на диване или хохочущий, когда она выудила свою первую жирную форель. Нежный и ласковый, укладывающий ее на кровать. Мрачный, с колючими глазами, вернувшийся после какого-нибудь нового несчастья.

«Он всегда был рядом, – вдруг поняла Дина. – Всегда».