характерно для демократов, которые по целому ряду причин (более разнообразный состав, большая неприязнь к авторитетам), казалось, почти извращенно гордились отсутствием дисциплины посланий. Когда некоторые из этих жалоб попадали в прессу, а репортеры преподносили горстку неудачных комментариев как возможный признак раскола в рядах, Рам или я обязательно звонили самым злостным нарушителям, чтобы мы могли объяснить в простых, а иногда и непечатных выражениях, почему такие заголовки, как KEY DEMOCRATS BLAST OBAMA STIMULUS PLAN или DEMOCRATS MAKE CLEARCH THE WILL GUARD TURF, не очень-то способствуют делу.

Наше послание было принято. На полях мы пошли на некоторые уступки в разработанном законопроекте, увеличив финансирование приоритетов Конгресса и сократив расходы на некоторые из наших собственных. Но когда пыль осела, законодательство содержало почти 90 процентов того, что изначально предлагала наша экономическая команда, и нам удалось сохранить законопроект, не содержащий эармарок и вопиющих трат денег, которые могли бы дискредитировать его в глазах общественности.

Не хватало только одного: поддержки республиканцев.

С самого начала никто из нас не испытывал особого оптимизма по поводу получения большого количества голосов республиканцев, особенно после того, как миллиарды уже были потрачены на финансовое спасение. Большинство республиканцев в Палате представителей проголосовали против TARP, несмотря на значительное давление со стороны президента их собственной партии. Те, кто голосовал за него, продолжали сталкиваться с яростной критикой со стороны правых, и в республиканских кругах росло убеждение, что одной из причин их неудач на последующих выборах было то, что они позволили президенту Бушу увести их в сторону от консервативных принципов малого правительства.

Тем не менее, после нашей встречи с лидерами Конгресса в начале января я сказал своей команде усилить работу с республиканцами. Не просто для показухи, сказал я; приложите серьезные усилия.

Это решение вызвало недовольство некоторых демократов, особенно в Палате представителей. Находясь в меньшинстве более десяти лет, демократы Палаты представителей были полностью исключены из законодательного процесса. Теперь, когда они контролировали ситуацию, они были не в настроении видеть, как я иду на уступки их бывшим мучителям. Они считали, что я зря трачу время, будучи наивным. "Эти республиканцы не заинтересованы в сотрудничестве с вами, господин президент", — прямо сказал мне один из них. "Они хотят сломить вас".

Я подумал, что они могут быть правы. Но по целому ряду причин я считал важным хотя бы проверить это предложение. Я знал, что получить два голоса республиканцев, необходимых нам для получения большинства в Сенате, защищенного от филибастера, будет намного проще, если мы сначала обеспечим приличное количество голосов республиканцев в Палате представителей — безопасность в цифрах является максимой, по которой живет почти каждый политик в Вашингтоне. Голоса республиканцев также обеспечат полезное политическое прикрытие для демократов, представляющих консервативно настроенные части страны, которые уже предвкушали тяжелые гонки по переизбранию. И, по правде говоря, сам факт переговоров с республиканцами служил удобным предлогом для того, чтобы отмахнуться от некоторых менее ортодоксальных идей, которые иногда всплывали с нашей стороны ("Извините, конгрессмен, но легализация марихуаны — это не тот стимул, о котором мы здесь говорим…").

Но для меня обращение к членам Республиканской партии было не просто тактическим. Начиная с моей речи на съезде в Бостоне и в последние дни моей кампании, я утверждал, что люди по всей стране не настолько разделены, как это кажется в нашей политике, и что для достижения больших целей нам необходимо преодолеть партийные разногласия. А что может быть лучше для честной попытки найти точки соприкосновения, чем позиция силы, в то время, когда мне не обязательно нужна поддержка республиканцев в Палате представителей, чтобы добиться принятия моей программы? Я подумал, что, возможно, проявив открытость и немного смирения, я смогу застать лидеров GOP врасплох и ослабить их подозрения, помогая наладить рабочие отношения, которые можно было бы перенести на другие вопросы. А если, что более вероятно, гамбит не сработает и республиканцы отвергнут мои предложения, то, по крайней мере, избиратели будут знать, кто виноват в дисфункции Вашингтона.

Для руководства нашим отделом по работе с законодательными органами мы наняли проницательного бывшего старшего сотрудника демократической палаты по имени Фил Шилиро. Он был высоким и лысеющим, с высокопарным смехом, который скрывал тихую напряженность, и с первого дня работы Конгресса Фил отправился на поиски партнеров по переговорам, вызывая меня, Рама или Джо Байдена, чтобы они, в случае необходимости, помогли обхаживать отдельных членов. Когда некоторые республиканцы выражали заинтересованность в развитии инфраструктуры, мы просили их предоставить нам список их приоритетов. Когда другие говорили, что не могут голосовать за законопроект, включающий финансирование контрацепции под видом стимула, мы призывали демократов исключить это положение. Когда Эрик Кантор предложил разумное изменение одного из наших налоговых положений, несмотря на то, что не было никаких шансов, что он будет голосовать за законопроект, я сказал своим сотрудникам внести изменения, желая дать понять, что мы серьезно настроены предоставить республиканцам место за столом переговоров.

Однако с каждым днем перспектива сотрудничества с республиканцами все больше напоминала далекий мираж. Те, кто изначально проявлял интерес к сотрудничеству с нами, перестали отвечать на наши телефонные звонки. Члены комитета по ассигнованиям Палаты представителей бойкотировали слушания по Закону о восстановлении, утверждая, что с ними не проводят серьезных консультаций. Нападки республиканцев на законопроект в прессе стали менее сдержанными. Джо сообщил, что Митч Макконнелл сжал кнут, не позволяя членам своей фракции даже разговаривать с Белым домом о пакете мер стимулирования, а члены Палаты представителей от демократов заявили, что слышали то же самое от своих коллег из GOP.

"Мы не можем играть" — так, по-видимому, выразился один из республиканцев.

Как бы мрачно все ни выглядело, я думал, что у меня еще есть шанс переубедить нескольких членов во время моих визитов в республиканские фракции Палаты представителей и Сената, которые были запланированы на 27 января, накануне голосования в Палате представителей. Я потратил дополнительное время на подготовку своей презентации, убедившись, что у меня под рукой все факты и цифры. Утром накануне встреч Рам и Фил присоединились ко мне в Овальном кабинете, чтобы просмотреть аргументы, которые, по нашему мнению, республиканцы сочтут наиболее убедительными. Мы уже собирались загружать мой кортеж для поездки на Капитолийский холм, когда Гиббс и Экс вошли в Овальный кабинет и показали мне репортаж AP, который только что поступил, сразу после встречи Бонера со своей фракцией. РЕСПУБЛИКАНЦЕВ ПРИЗВАЛИ ВЫСТУПИТЬ ПРОТИВ ЗАКОНОПРОЕКТА О СТИМУЛИРОВАНИИ ЭКОНОМИКИ.

"Когда это произошло?" спросил я, сканируя статью.

"Около пяти минут назад", — сказал Гиббс.

"Звонил ли Бонер,