— Угу. Наверное, только простудился. Но когда человек чего-то страстно желает, силы его достигают сверхъестественных масштабов. А уж верность У Циньсю сделалась тверже льда. На несколько дней он затаился в хижине, а когда пришел в себя, решил рискнуть во второй раз и спустился в деревню с другой стороны. Он украл мотыгу и, прокравшись к кладбищу в тени деревьев, вдруг заметил в свете луны женщину — она возлагала цветы перед бедным могильным холмиком, еще свежим. Эта сцена показалась У Циньсю необычной для столь позднего часа, и он тихонько подкрался поближе. Женщина в измятом платье, будто сбежавшая из публичного дома, распростерлась у могилы и стала причитать: «На кого ж ты оставил меня одну-одинешеньку?» Похоже, она прощалась со своим возлюбленным. У Циньсю был тронут душераздирающей сценой, однако, ожесточив свое сердце навязчивыми мыслями о долге, подкрался к женщине, одним ударом раскроил ей череп, связал заранее припасенной веревкой и, отбросив мотыгу, собирался уже пуститься наутек. Но тут за спиной У Циньсю раздались голоса: «Вот он, Распутный Отшельник!» — «Чертов убийца!» — «Держи дьявола!» — и со всех сторон его обступили громилы. Его уже были готовы схватить, но от происходящего душа У Циньсю переполнилась гневом, и, отпустив труп, он закричал: «Не мешайте мне исполнять высочайший долг!» Внезапно он сделался буйным и начал сбивать с ног подбежавших к нему громил сразу по двое и по трое. Затем он подобрал мотыгу и разогнал оставшихся. Взвалив труп женщины на спину, У Циньсю поспешил в горы. Добравшись до хижины, он омыл тело, поместил его на ложе госпожи Дай, воскурил благовония, разбросал цветы, прочел заклинания для изгнания злых духов и уселся у разожженного костра ждать разложения. Однако пару дней спустя вокруг его убежища поднялся дым и раздались боевые кличи. В удивлении У Циньсю высунул голову из окна и увидел столпившихся крестьян и чиновников, которые что-то кричали, а еще горы хвороста. Вероятно, кто-то за ним проследил и вернулся с этими людьми, чтобы выкурить У Циньсю. Тогда, смекнув, что происходит, он прихватил неоконченный свиток, блестящие камни — наверное алмазы, гребни мертвой госпожи Дай — дары Ян-гуйфэй, а также малахитовые украшения, хрустальные трубчатые бусы и еще несколько предметов. А затем, рискуя жизнью, бежал в леса. Там он скрывался несколько месяцев, спасаясь от преследования, а через год, в одиннадцатую луну, нетвердо держась на ногах, добрался до столицы и оказался у ворот своего дома. Был он уже на грани жизни и смерти и потому сам не понимал, зачем вернулся, и не ощутил ни малейшей радости.

— Ах, как жаль его!

— Н-да… Был У Циньсю словно живая тень. И когда зашел он в ворота своего дома, то увидел, что тот представляет собой мрачное зрелище: северный ветер разбросал сухие ветви по холодному саду, колонны покосились, черепица местами отвалилась и повсюду носились светлячки. Ступил тогда У Циньсю внутрь, в свои покои, но не было там ни жены, ни вороновой тени. Даже сухой листочек не мог проникнуть через окно, забранное роскошными парчовыми занавесями, а коралловое изголовье оставалось немо, несмотря на все мольбы. И тогда ощутил У Циньсю крайнюю печаль и залился слезами. Делать нечего, взял он шнурок от ширмы, привязал его к балке и, сунув драгоценности покойной жены за пазуху, собирался уже влезть в петлю, как вдруг из соседней комнаты выбежала стройная красавица в красных одеждах и с криком «Это вы!» обхватила его руками.

— Ого! Кто же это был?!

— Присмотрелся У Циньсю и увидел госпожу Дай, собственноручно им задушенную и истлевшую до белых костей! Обликом она была столь же обворожительна, как в дни после их свадьбы.

— Ну и ну! Выходит, У Циньсю не убил ее?

— Слушай молча, начинается самое интересное! У Циньсю начисто потерял рассудок. Он застонал, в глазах у него потемнело. Однако благодаря заботам призрака госпожи Дай пришел в себя и снова удивился: госпожа Дай сменила алый костюм, который носила после свадьбы, на девичье платье фрейлины с длинной белой юбкой. Волосы у нее были пышные, как тучи, и обликом она походила на чистый цветок. Теперь на вид ей было лет шестнадцать и она казалась невинной.

— Поразительно! Но как такое возможно?

— У Циньсю рассуждал так же, как ты. Поначалу он чуть не умер от ужаса, но, когда пришел в себя, поднял барышню на руки и, внимательно оглядев ее от макушки до пяток, наконец-то признал в ней сестру-близнеца госпожи Дай, барышню Фэнь.

— Вот как… я что-то такое и подозревал. Это даже любопытно, как в пьесе!

— Так китайский же стиль! Сообразив, что случилось, У Циньсю утратил дар речи, отпустил барышню Фэнь и выслушал историю, которую та рассказала краснея.

«Ах, братец, простите меня, очень уж я напугала вас. Но скрывать мне нечего: давно живу я здесь одна-одинешенька, надеваю одежду старшей сестры и делаю вид, что служу вам, братец. Я говорю людям, что мой муж, У Циньсю, каждый день затворяется в комнате и рисует огромную картину. Поэтому я покупала все и готовила еду в расчете на двоих, а иногда ходила даже за кистями и красками. Видя это, все соседи округляли глаза и восторженно восклицали: “Какой он великий человек, если рисует в такое смутное время!” Я же в тревогах и муках приглядывала за домом и ждала вашего возвращения. Так прошел год. А сегодня, не успела я вернуться с базара, как услышала шум и громкие всхлипы в покоях. Оказалось, что это вы, братец, решили свести счеты с жизнью, и я попыталась удержать вас от рокового шага. Затем, когда вы упали в обморок, я достала у вас из-за пазухи свиток, на котором был какой-то рисунок, а еще гребни, украшения и драгоценности моей дорогой сестрицы. Затем вы стали бормотать, будто в полусне, и со слезами проговорили: “Милая Дай, прости, но не одну тебя я убил!” Из этого мне стало ясно, что сестрица погибла от вашей руки, также я поняла, что вы приняли меня за призрак покойной, и желая поскорее развеять иллюзию, спешно облачилась в лучший парадный наряд. Но, братец, зачем вы погубили мою сестру?! И где вы были весь этот год, вплоть до сего дня?» — вот что сказала она в слезах.

— Ну и дела! Но все-таки… почему эта Фэнь так странно себя повела? Стала носить одежду сестры и делать вид, будто прислуживает мужу…

— Хм, хм… Вопросы обоснованные, и наверняка У Циньсю тоже об этом подумал. Остолбенев, стоял он с открытым ртом,