— Так ты теперь здесь, Ерофеич? — слегка удивился Кирьян.

— Мою хазу фараоны накрыли, — пожаловался Железная Ступня. — И я бы вместе с постояльцами загремел, если бы дворовые шкеты не предупредили. Так я теперь тут за майданщика.

— Ерофеич! — воскликнул Кирьян. — Выставляй самогонки, душа праздника хочет! И вот, на тебе, — сунул он старику деньги. — Расстарайся!

Железная Ступня довольно улыбнулся:

— Да я для тебя, Кирьян Агафонович, последнее на стол выложу!

— Но-но, последнее не нужно. Как говорится, последнее вор не берет! Ха-ха!

— Поросенка я вчерась зарезал. Как знал, что ты объявишься. А мясо у него такое, что само на языке тает.

— Что Дарья-то делает? — поинтересовался Кирьян, проходя в дом.

Лицо старика заметно размякло, залучилось многими морщинами.

— У окна сидит, голуба, все тебя дожидается, соколика своего ненаглядного.

Кирьян широко улыбнулся:

— Надеюсь, что так оно и есть. Из чужих никого не примечал?

— Из пришлых-то? — захлопнул старик дверь. — Да, кажись, не было никого. Вот разве только что уркачи. — И, мелко хихикнув, продолжил: — Но эти-то почти свои. Тревожить нас не стали. Чего-то понадобилось им в этой сторонке. На двух подводах проехали позавчерась и вниз по косогору съехали. Что я приметил: на подводах мирно едут, а у самих из портков револьверы торчат. Тронешь их тут! — вновь захихикал старик. Смешок у него мелкий, трескучий. — Вернулись вчерась во хмелю, с бабами под ручки и сразу в соснячок ближайший подались. Хе-хе-хе! Изб им мало!

— А на природе-то оно как бы способствует, — очень серьезно заметил Кирьян, шагнув в комнату.

— Неужто? — подивился старик, приостановившись. — Может, мне тогда какую старуху на пленэр вытащить, — лихо щегольнул он иностранным словечком. — Глядишь, что-нибудь и получилось бы. А то у меня лет десять назад уже все скукожилось. Хе-хе-хе! — Разглядев в комнате Дарью, серьезно добавил: — Ну да я пошел, чего старику мешать-то молодым. А ты… как там тебя? — повернулся он к водителю. — Пойдем со мной. Места на всех хватит. Каких-то особых хором не обещаю, но матрас будет добрый. — И, вновь хихикнув, продолжил: — Любую команду понимает, так что верти его как хочешь!

Криволапов довольно улыбнулся. Эта глухомань ему начинала нравиться.

— Уж не внучку ли ты мне свою предлагаешь?

Железная Ступня неожиданно резко обернулся, и Евстигней, встретив его взгляд, холодный и острый, словно обнаженный клинок, невольно поежился.

— Не внучку, — выждав паузу, очень спокойно произнес хромец и неспешно закостылял в глубину комнат, давая понять, что продолжать разговор не намерен.

Когда старик вышел, Кирьян слегка попридержал Евстигнея за рукав и строго предупредил:

— Ты бы с ним так больше не шутил. Он подобных вещей не понимает. Лет двадцать назад несколько громил его дочь… Приголубили. — Неприязненно скривившись, закончил: — От них потом только головы остались.

— Серьезный старик, — согласился Евстигней.

Улыбнувшись, Кирьян добавил:

— Зато надежен. Если предложит на дело выходить, так ты не отказывайся, — не то в шутку, не то всерьез предложил жиган. — На бабу его тоже не заглядывайся. Мало ли чего ему в голову взбредет.

— Учту, — хмуро пообещал Евстигней и заторопился следом за майданщиком.

Дарья не вышла навстречу, как, возможно, поступила бы на ее месте другая. Не поинтересовалась причиной затяжного отсутствия. Не поинтересовалась, какой же подарок он принес ей в этот раз, как поступила бы любая другая содержанка. Лишь взглянув на вошедшего, с интересом принялась рассматривать вышитую занавеску.

Поцелуй получился холодным, как если бы он приласкал снежную бабу. Дарья умела удивлять.

— Что с тобой? — нахмурился Кирьян.

— Ты обещал быть вчера.

Ах, вот оно что! Боже мой, все бабы одинаковы. Встретишь иную и думаешь, отыскал что-нибудь особенное, а потом обнаруживается, что и она способна скатываться до банальной ревности.

Кирьян невольно улыбнулся. Занятно, однако.

— Пойми, крошка, у меня были дела. Но ты не думай ничего плохого. Я остаюсь верен тебе. Забудь свои слезы, глянь сюда.

Жиган вытащил сапфировый браслет и протянул его девушке.

— Мне кажется, я его уже где-то видела… Вспомнила! У Трегубовой.

— Хм… А ты глазастая, не ожидал. Верно, ее браслетик, — не без раздумий признался Кирьян. — Уехала наша Лизавета.

— Куда же?

— За границу, кажется, — безразлично пожал плечами Кирьян. — Нас это не должно особенно волновать… Вот и поделилась со мной своими накоплениями, по старой памяти. — Помолчав немного, Кирьян продолжал: — Нам тоже за границу куда-нибудь надо сматываться. Здесь, в России, для меня места больше нет. Не сегодня, так завтра к стенке поставят.

— С чего ты взял? — наивно поинтересовалась Дарья.

Кирьян усмехнулся:

— Я чувствую, детка. Со всех сторон обложили, как зверя Если у меня кто-то и остался, кому я могу верить, так это ты. Случись со мной что-нибудь завтра, так те люди, что мне сегодня в рот смотрят, продадут с потрохами. Вчера от меня еще двое жиганов ушло. В иные времена я бы им головы открутил и сказал, что так и было. А сейчас не могу. Не дотянуться. Чекисты только и ждут, чтобы меня поскорее зарыть. Мне тут одна книжка попалась…

Дарья фыркнула.

— Так ты еще и книжки читаешь?

— Это уркаганы не читают, видите ли, им вера не позволяет. А я жиган, так что иногда полистываю.

— И что же написано в этой книжке?

— Своей смертью не умирает ни один лев. Когда они стареют, то их просто изгоняют из прайда, то есть из семьи. В одиночку он не способен охотиться и скоро дряхлеет. И тогда становится жертвой гиен и шакалов. Так вот, я и есть тот самый лев. А шакалы уже оскалили клыки, чтобы разодрать меня на части. Не дождутся! Я уеду, и ты поедешь вместе со мной, — решительно произнес Кирьян.

Дарья мягко отстранилась от ласк Курахина:

— А если я все-таки не поеду?

— Та-ак, — невесело протянул жиган, скрестив руки на груди. С минуту он смотрел на Дарью, словно видел ее впервые, после чего сказал, выделяя каждое слово: — Ты хорошо меня знаешь?

Дарья дернула плечом:

— За эти месяцы я успела изучить тебя достаточно.

— Ты можешь вспомнить хотя бы один случай, чтобы я тебя обманул?

Барышня задумалась:

— Если честно… то не припоминаю.

— Ну, вот видишь… Я никогда не делал тебе больно, детка. Но если в этот раз ты меня не послушаешься, тогда я возьму тебя за волосы и буду тащить до самой границы, — улыбнулся Кирьян. — И не надо, детка, упираться, мы с тобой связаны до самой смерти. А теперь не упрямься, покажи, как ты меня любишь. Я по тебе соскучился.