Царю всяческих Богу и Христу Его уготованнаго тщанием боголюбивейшаго Царя Константина, благодать Божия устроила еще большую радость. Сам боголюбивейший Царь собственным своим писанием побудив к тому, чему и быть надлежало, из Церкви Божией изгнав всякую зависть и, как можно далее, отразив всякую ненависть, какою разделяемы были члены Божии, повелел с простым и мирным сердцем принять ариан, которых ненавистница добра – зависть – несколько времени заставляла быть вне Церкви. Боголюбивейший Царь засвидетельствовал письмом и правоту веры этих людей, какую и сам одобрил, допытавшись у них и выслушав, о чем спрашивал их своим живым голосом, и сделал явною для нас, присовокупив к письму своему письменное изложение православия этих людей.

* * *

85) Кто же, слыша это, не усмотрит тут заговора? Не скрыли они того, что сделали, или, может быть, и нехотя исповедали истину. Ибо если я воспрещал арианам вступление в Церковь, и когда составлен против меня заговор, – они приняты: что иное значит сие? Не то ли, что ради ариан произошло все это, и для того только все делали против меня, для того выдумано разбитие чаши, умерщвление Арсения, чтобы ввести нечестие в Церковь, а не быть им осужденными как еретикам? Об этом именно прежде с угрозами писал мне Царь. И не устыдились они писать подобныя вещи и утверждать, что право мудрствуют те, которых предал анафеме целый Вселенский Собор. Эти люди, готовые все говорить и делать, не убоялись – втайне, сколько могли, действовать вопреки. Награда же за клевету еще более показывает их лукавство и злочестивое намерение. Мареот, как сказано прежде, есть место подведомственное Александрии, в этом месте никогда не было ни епископа, ни хорепископа; напротив того, церкви онаго подчинены епископу Александрийскому, каждый же пресвитер имеет у себя весьма большия селения, в числе десяти и больше. Селение, где живет Исхир, есть самое малое и малолюдное, так что и церкви в нем не было, а находилась она в ближайшем селении. Однако же, человека, который, в этом селении не был пресвитером, вопреки древнему преданию, вздумали наименовать епископом. Хотя сами знали эту несообразность, однако, побуждаемые обещаниями за клеветничество, осмелились и на это, только бы этот вселукавый человек, оставшись не вознагражденным, не высказал истины и не обнаружил лукавства Евсевиевых приверженцев. Без всякаго сомнения, нет у него ни церкви, ни людей, ему подчиняющихся, напротив того, как пса, гонят его все, однако же (так как все им возможно) домоглись они, что и царь предписал Кафоликосу – быть у него церкви, чтобы, имея у себя церковь, казался достойным вероятия в том, что утверждал о чаше и о трапезе. Даже сделали, что вскоре наименован он епископом, потому что, не имея у себя церкви и не будучи вовсе пресвитером, оказывался клеветником и выдумавшим все от себя. Конечно же, когда никто не подчиняется ему ни из народа, ни из своих, – сохраняет он у себя как пустое именование, так и недействительное письмо, во обличение его самого и Евсевиевых приверженцев лукаваго предприятия, показывая следующее:

Письмо Кафоликоса

Флавий Имерий сборщику податей в Мареоте желает радоваться.

Поелику пресвитер Исхир просил благочестие наших Владык Августов и Кесарей о построении церкви на месте мира в Секонтаруре, то божественность их повелела как можно скорее это исполнить. Итак, прочитав список с божественнаго послания, с должным уважением при сем прилагаемый, и составленные при моем священнолепии записи, и немедленно сделав из них выписки, позаботься внести это, куда следует, чтобы божественно предписанное могло быть приведено к концу.

* * *

86) Так они выдумывали и слагали заговоры. А я, прибыв, показал царю неправды Евсевиевых приверженцев, потому что сам он повелел быть Собору, и его комит открывал оный. Царь, выслушав и сильно тронутый, написал следующее:

Победитель Константин, Великий Август, – епископам, сошедшимся в Тире.

Не знаю, каковы определения вашего Собора, сделанныя среди мятежа и бури. Но, кажется, что истина обезображена каким-то возмутительным безпорядком, потому что по взаимному раздору с ближними, который по воле вашей остается у вас непреодолимым, не обращали внимания на то, что угодно Богу. Да будет же делом Божия Промысла, – обнаружив, разсеять худыя следствия этого раздора, и ясно нам показать, приложили ли вы, сошедшись вместе, какое-либо попечение об истине, и точно ли определения ваши сделаны без всякой угодливости и вражды. Поэтому, хочу, чтобы все вы с поспешностию собрались к моему благочестию и сами объяснили законность вами сделаннаго. А по какой причине признал я справедливым написать вам об этом, и письмом этим приглашаю вас к себе, – узнаете из последующаго. Когда вступил я в соименный мне и благоденствующий отечественный град Константинов, – случилось же мне ехать тогда на коне: тогда вдруг епископ Афанасий среди улицы, с некоторыми другими, при нем бывшими, так неожиданно явился предо мною, что был причиною моего изумления. Свидетель в том – всевидящий Бог, что с перваго взгляда не мог бы я узнать его, кто – он, если бы некоторые из моих на вопрос мой – разсказать дело, как следует, не известили, кто – он, и какую терпит обиду. Я ничего не сказал ему в это время и не вступил в разговор. Когда же стал он просить выслушать его, а я отказывался и едва не велел удалить его от себя, тогда с великим дерзновением не иного чего потребовал себе от меня, а только вашего прибытия, чтобы в вашем присутствии мог он принести жалобу на все, что претерпел. Поелику это показалось мне справедливым и приличным времени, то с охотою велел я написать к вам это, чтобы все вы, составлявшие Собор, бывший в Тире, без отлагательства поспешили в стан нашей снисходительности, доказать на самом деле чистоту и нестроптивость вашего суда предо мною, искренним Божиим служителем, чего и вы отрицать не станете. Ибо ради моего служения Богу повсюду водворяется мир, и имя Божие искренно благословляется самыми варварами, которые доныне не знали истины, явно же, что не познающий истины не познает и Бога. Впрочем, как сказал я, варвары через меня, искренняго Божия служителя, познали теперь Бога и научились благоговеть пред Ним, на самом деле ощутив, что Он во всем защищает меня и промышляет о мне, почему и знают наипаче Бога, и из страха предо мною благоговеют и пред Ним. А мы, которые, по-видимому, хвалимся святыми тайнами Его благоволения (не скажу: храним