У Кэслета не было времени волноваться о мертвых, живые требовали его полного внимания, а «Вобон» покачнулся снова, когда в него угодил еще один выстрел. И еще один. Первый отсек гравитационных датчиков исчез, сменившись хаосом разлетевшейся обшивки и мертвых тел, а вслед за ним седьмая и девятая ракетные пусковые. Следующий удар разрушил оружейный погреб номер три и отрезал от подачи боеприпасов оставшиеся пусковые установки, потом взорвались три бета-узла переднего кольца, и корабль снова затрясся, когда первый удар бортового лазера противника пробил защитную стену. Загудели сигналы аварийной тревоги, мощность двигателя резко снизилась, но его собственные лазеры огрызнулись в ответ и дали отличный залп по легкому крейсеру пиратов. Характеристики излучений ублюдка вздрогнули и заплясали на экране: он получил серьезные повреждения, и…

– Боже праведный!

Взвизг потрясенной Форейкер пронесся по рубке, как вой пилы, и челюсть Кэслета отвисла – он тоже заметил внезапные перемены на тактической схеме. Вот только что его крейсер содрогался под беспощадным огнем двух противников, но уже в следующий миг никакого противника не стало. Вектор военных кораблей привел их на расстояние менее трехсот тысяч километров от мантикорского торгового судна, которое внезапно развернулось к врагам бортами. Восемь невероятно мощных гразеров обрушились с «грузового судна», как гнев Божий, и второй эсминец пиратов просто исчез. Пара попаданий по легкому крейсеру прожгла его бортовую защиту, как будто ее и не было, а треть кормовой части взметнулась ураганом осколков и плавящейся обшивки. Три бортовых лазера Шэннон добавили к этому разгрому собственный вклад и прогрызли огромные дыры в том, что осталось от корпуса противника, но это было уже излишним, поскольку капер уже превратился в беспомощную развалину.

– Нас вызывают, шкипер, – сказал потрясенный лейтенант Даттон из сектора связи.

Кэслет только взглянул на него, не в силах что-либо сказать, затем снова посмотрел на обзорный экран и проглотил застрявший в глотке комок: из гравитационной тени «торгового судна» появились отлично узнаваемые импеллерные сигнатуры целой дюжины ЛАКов – его корабль взяли на прицел.

– Включить динамик, – хрипло выкрикнул он.

– Неизвестный крейсер, с вами говорит Хонор Харрингтон, капитан вспомогательного крейсера Ее Величества «Пилигрим», – послышалось спокойное сопрано. – Я ценю вашу помощь, мне очень жаль, что я не могу предложить вам награду, которой заслуживает ваша отвага… но боюсь, что мне придется попросить вас сдаться.

Хонор стояла в галерее отсека малых летательных аппаратов и со смешанным чувством наблюдала за стыковкой бота. Она потратила два часа, заманивая пиратов, чтобы те бросились в погоню за «Пилигримом», и немного беспокоилась по поводу того, как ей удастся справиться со всеми тремя их кораблями. Ей хватило бы огневой мощи, чтобы уничтожить их, однако по крайней мере один из них имел превосходный шанс взорвать «Пилигрим», прежде чем она или ее ЛАКи прижали бы всех к ногтю. Но тут, откуда ни возьмись, примчался ее «спасать» легкий крейсер, и притом хевенитский. За долгие часы совещаний она со своими тактиками проигрывала множество всяких сценариев, но такой поворот событий никогда не приходил им в голову, и она чувствовала себя виноватой. Как-то непорядочно было позволить кораблю хевов угодить прямо в расставленную ею западню, чтобы за все хорошее основательно получить в конце концов по шее. Тот шкипер, спасая вражеский торговый корабль, потерял часть своего экипажа (более пятидесяти человек, если предварительные доклады Сьюзен Хибсон и Скотти Тремэйна точны), и теперь ей казалось ужасной неблагодарностью «вознаграждать» его, отбирая у него корабль.

Но у нее не было выбора. Само присутствие легкого крейсера Народного Флота в Силезии требовало расследования, а данный борт был вражеским военным кораблем. Кое-что она все же могла сделать: помочь раненым – неизбежным жертвам такого неравного сражения. Анжела Райдер с двумя своими помощниками военврачами и дюжиной санитаров отправилась за ними первым же ботом.

Хонор отступила назад, когда санитары с мрачными лицами потянулись из стыковочного туннеля, вынося тяжелораненых. В галерее собралось чересчур много морпехов «Пилигрима», но они мигом освободили дорогу к лифтам, и санитары, руководимые лейтенантом Холмсом, быстро перемещались в госпиталь со своим грузом.

Поток раненых продолжался мучительно долго, и Хонор облегченно вздохнула, когда из туннеля показалась последняя группа людей. Первым шел мужчина в хевенитском скафандре со знаками отличия коммандера, и Хонор шагнула ему навстречу, как только он оказался в поле внутренней гравитации «Пилигрима».

– Капитан? – очень спокойно сказала она.

Мужчина с жесткими темными волосами разглядывал ее в течение нескольких секунд. Лицо его было бледным, а в глазах все еще держалось недоумение. Наконец он приветствовал ее с болезненной четкостью:

– Уорнер Кэслет, гражданин коммандер, крейсер Народного Флота «Вобон».

Он говорил так, словно находился под властью ночного кошмара. Затем откашлялся, чтобы прочистить горло, и жестом показал на мужчину и женщин, следовавших за ним.

– Народный комиссар Журден. Гражданка лейтенант-коммандер Макмэртри, мой старпом. И гражданка лейтенант-коммандер Форейкер, мой старший тактик, – хрипло представил он подчиненных.

Хонор кивнула по очереди каждому и протянула руку Кэслету. Он несколько секунд разглядывал ее, потом расправил плечи и протянул свою.

– Коммандер, – она говорила по-прежнему очень спокойно, а Нимиц сидел на ее плече совершенно неподвижно, – я сожалею. Вы продемонстрировали храбрость и сострадание, помогая судну под вражеским флагом. То что вы не знали о нашем вооружении, но пошли в бой при таких неравных шансах, делает ваши действия еще более достойными, и я действительно уверена, что Вы бы справились со всеми тремя налетчиками. Я глубоко сожалею о том, что мне пришлось «в награду» захватить ваше судно. Вы заслуживаете лучшего вознаграждения, и мне жаль, что я не могу дать его вам. Не знаю, имеет ли это для вас значение, но я могу только выразить благодарность от меня лично и от имени моей королевы.

Кэслет скривил губы и слегка покачал головой. А что еще он мог сделать! Хонор через Нимица почувствовала горькое чувство потери, владеющее им. И глубокий, обжигающий гнев – не столько на Хонор, сколько на поистине извращенную шутку мироздания. А еще страх. Это на мгновение озадачило Хонор, но потом она догадалась. Ну, конечно! Он боялся не того, что она могла сделать с ним или его людьми. Он боялся того, что его собственное правительство сделает с ними или их семьями, и Хонор ощутила новую волну гнева, на сей раз собственного. Этот человек рисковал ради благородной цели, и она с ненавистью думала о том, как собирались расплатиться с ним за это на родине.

Он постоял, еще немного молча, а затем глубоко вздохнул.

– Спасибо за быструю медицинскую помощь, капитан Харрингтон, – сказал он. – Мои люди…

Голос его прервался, и она с состраданием кивнула.