– У нас нет машин.

– Как?

– Вы же сами распорядились после того, как Быстрицкая пробовала бежать.

– Да? – растерянно спросил полковник.

– Вы сами распорядились, чтобы все машины находились на базе.

Майор испытывал теперь к полковнику не только ненависть, но и отвращение.

– Тогда быстрее вызывайте машины.

– Телефон в доме, – напомнил майор, явно намекая на то, что у Студийского есть свой радиотелефон.

Тот с тоской посмотрел на густые заросли, в которых исчезли его и шофера оружие, а также трубка радиотелефона.

– Ищи! – закричал он на шофера.

Шофер тяжело вздохнул, выставил вперед руки, словно собирался нырнуть в воду, и исчез в кустах. Послышался хруст ломаемых веток и злобные ругательства.

Полковник и майор зашагали к дому. Студинский хранил молчание, понимая, что сам виноват в том, что произошло.

Вместе они поднялись на второй этаж. В комнате пахло гарью. В открытое окно виден был дымящийся забор.

С тяжелой душой полковник Студинский набрал номер и распорядился насчет машин.

– Ищите «победу», выглядит как новая. Номера заляпаны грязью. В машине мужчина и женщина с ребенком. Девочка семи лет. Предположительно следуют в Москву. И одну машину срочно подайте сюда для меня.

Он резко ударил пальцами по рычагу аппарата и вновь набрал номер. На этот раз генерала Кречетова.

– Товарищ генерал… – с придыханием заговорил Студинский.

– Что-то ты плохо выглядишь, – в трубке послышался сухой смех генерала.

– Они убежали. Быстрицкая, дочь и этот… Молчанов, – губы полковника вновь задрожали.

– Та-ак, – протянул генерал. – Меня не интересует, как это произошло, кто в этом виноват, потому что я знаю: виноват ты. И даже если ты их отыщешь, то я постараюсь хотя бы на одну ночь посадить тебя в камеру к уголовникам, чтобы они хорошенько отдрючили тебя в задницу. Может, тогда ты поумнеешь.

Студинский молчал, с ужасом глядя на телефонный аппарат, словно перед ним был не бездушный предмет, а сам генерал Кречетов собственной персоной. Он знал, что пустыми угрозами Кречетов не бросается.

– Доложишь мне после того, как все трое будут надежно заперты.

Действуй! – рявкнул генерал, бросая трубку.

Студинский посмотрел в окно, на лесной дороге пока еще не было видно машины.

– Вы у меня все поплатитесь, – прошептал полковник, сбегая вниз по лестнице.

* * *

Глеб недолго ехал по шоссе. Он воспользовался первым попавшимся поворотом на проселок и, переехав поле наискосок, свернул в лес. Он успел хорошо изучить эту местность и составил для себя точный маршрут, который почти наверняка мог обезопасить его и Быстрицкую с дочкой.

– Мама, а куда мы едем? – поинтересовалась девочка.

Быстрицкая вопросительно посмотрела на Глеба.

– Федор, ты можешь что-нибудь объяснить?

– Не сейчас, – Глеб сосредоточенно смотрел на успевшую зарасти травой и мелкими кустиками лесную дорогу.

– Но я должна же хоть что-то знать.

– Ты и так знаешь достаточно.

– Что ты натворил?

– Натворил не я, натворили другие.

«Победа» выехала из леса и вновь помчалась по сжатому полю. Машину нещадно бросало из стороны в сторону. Аня уже готова была расплакаться. Ирина прижала ее к себе. Глеб спустил машину в карьер, где добывали известняк, и по высыпанному мелким щебнем съезду, повторяя все изгибы серпантина, вывел на площадку, в углу которой стоял экскаватор.

Было обеденное время, ни машин-самосвалов, ни экскаваторщика не было.

Безжизненный лунный пейзаж. Из карьера наверх вело несметное количество дорог, но Глеб безошибочно отгадал нужную ему и, не останавливаясь, продолжил путь.

– Так куда мы едем? – не выдержала Быстрицкая.

– К одному хорошему человеку. Глеб остановил «победу» возле самого выезда на шоссе, вышел и сухой тряпкой стал протирать номера.

– Это нечестно, – возмутилась Быстрицкая, – ты знаешь все, а я – ничего.

Но тем не менее я вынуждена участвовать в каких-то безобразиях. Да еще с ребенком.

– Мама, мы забыли мои учебники и тетради, – вспомнила Аня.

– Послушай, дорогая, – Глеб покончил с очисткой переднего номера и перешел к багажнику, – у тебя голова есть?

– Есть, – согласилась Аня.

– Значит, ты должна кое-что соображать.

Девочка обиделась.

– Я умная.

– Тогда подумай, что лучше – голова или учебники?

– Конечно, голова, – купилась на уловку девочка. – Вот именно. Поэтому мы не станем возвращаться сейчас за учебниками и тетрадями.

Девочка, поджав губки, замолчала, она поняла – сейчас никто прислушиваться к ее просьбам не станет. А значит, нечего зря и силы тратить.

Глеб оттер до блеска номер, затем, обмакнув тряпку в грязную лужу, принялся растирать грязь по сверкающей от лака машине.

– Может, и нам вымазать лицо гуталином и притвориться погорельцами? – терпению Ирины Быстрицкой явно приходил конец.

– Ирина, ты знаешь, мне и без твоих замечаний тошно. Если бы ты только знала, что мне пришлось пережить за последнее время, то, наверное, даже твое каменное сердце сжалось бы от сострадания, – Глеб мило улыбнулся, отойдя на несколько шагов от автомобиля, чтобы полюбоваться своей работой.

Теперь «победа» выглядела что надо. В меру грязная, без прежнего надменного лоска.

– Поехали, – Глеб отшвырнул тряпку и сполоснул руки в другой луже, где вода была отстоявшаяся. Еще пара километров по шоссе и вновь проселок. Несмотря на то, что все окна в автомобиле были закрыты, в салоне появился неприятный запах. Аня сморщила нос и, наконец, не выдержав, возмутилась:

– Откуда такая вонь?

– Птицефабрика, – ответил Глеб.

Они проезжали мимо котловины, на дне которой чернело что-то вязкое. На берегу этого «озера» копошилось несколько человек с лопатами.

– Птичий помет, – стал объяснять Сиверов девочке, – вот эти дяди его накопают и завезут к себе на дачу.

– Так там же будет такой запах!

– Птичий помет – это удобрение, – объяснил Глеб. Он прибавил скорость.

Когда машина выехала в ложбину между двумя холмами, Ирина опустила стекло и в салон ворвался свежий ветер.

– Ты знаешь, хоть там было и хорошо, но все равно мне казалось, что в этом доме стоит страшный смрад, – проговорила Быстрицкая.