На арене наступила тишина.

Зрители затаили дыхание, ожидая, что секутор вот-вот положит конец схватке.

Внезапно ретиарий открыл рот и уставился куда-то через плечо своего противника. «Охотник», растерявшись, тоже оглянулся — молниеносно, быстрее, чем успело бы один раз стукнуть сердце.

Но и это оказалось слишком долго.

Острия трезубца пронзили ему горло, и одетый в доспехи воин подался назад, широко раскрыв глаза от ужаса. Послышался громкий булькающий звук, меч и щит упали на песок. «Рыбак» быстро выдернул свое оружие. Убитый рухнул на арену. Все сильнее качаясь, но с горящим взором, победитель держался на ногах еще некоторое время, внимая восторженным крикам толпы, а потом рухнул на убитого противника.

Брут не скрывал своего восхищения.

— Это самый старый трюк, какой только знает человечество, — воскликнул он, толкнув Фабия в спину.

Толстяк, заметно расстроенный тем, как обернулось дело, досадливо поморщился.

— Утром отправлю к тебе раба с деньгами, — буркнул он и вновь обернулся к своим соседям.

Фабиола не могла оторвать взгляда от полуживого ретиария, который неподвижно лежал на убитом им секуторе Схватка закончилась, и теперь до него никому не было дела Он был всего лишь рабом.

— Он выживет? — взволнованно спросила она.

— Несомненно, — ответил Брут, похлопав ее по руке. — Лекарей лучше, чем в гладиаторских школах, можно найти разве что в армии. Конечно, придется ему стянуть мышцы и кожу швами по дюжине стежков, но месяца через два этот «рыбак» вновь появится на арене и будет как новенький.

Фабиола улыбнулась, хотя в душе кипела от гнева. Один сильный и смелый мужчина только что умер, а другой был тяжело ранен. Ради чего? Всего лишь для того, чтобы потешить толпу. А когда победитель оправится, ему придется заняться тем же. Такую же жизнь вел Ромул, пока не сбежал из города после драки у дверей публичного дома.

«Брат, ни за что не давайся живым в руки этих дикарей, — молча молила она. — Рим не знает милосердия».

После игр Брут взял ее с собой на Палатинский холм, в дом одного из своих политических союзников. Сенатор Гракх Максим, тесно связанный с Цезарем, пригласил его на пир.

По пути с Марсова поля Фабиола вновь заговорила о триумвирах. Сейчас, когда рядом не было других аристократов, Брут мог свободно говорить на эту тему.

— После смерти Юлии, жены Помпея, отношения между ним и Цезарем сильно ухудшились. Это была трагедия, — нахмурившись, добавил он.

Женщины очень часто умирали при родах. Такая же судьба постигла и единственную дочь Цезаря, что заметно подорвало казавшийся нерушимым союз его с Помпеем.

— Потерю ребенка непросто перенести, — заметила Фабиола, подумав о своей матери.

— Цезаря давно уже нет в городе, и ему нужно, чтобы Помпей защищал здесь его интересы. К счастью, бывший зять пока еще уважает их договоренности, но вечно так не будет.

— Неужели Цезарь так сильно увяз в Галлии из-за волнений? — До Рима дошли вести о том, что подавленные было беспорядки вспыхнули вновь. Молодой вождь по имени Верцингеторикс объединял силы племен под своим знаменем.

— Это ненадолго, — уверенно ответил Брут. — К тому же его легионы таким образом набираются боевого опыта. Тогда как армии Помпея в Греции и Испании разве что в кости играли.

Фабиола постаралась не выдать изумления. Она никак не думала, что до этого может дойти. Власть имущие готовились к гражданской войне.

Носилки остановились, и они прервали разговор.

Фабиоле не доводилось бывать в богатых домах, за исключением виллы Брута и, конечно, дома Гемелла. Резиденция Гракха Максима, как то и полагалось одному из первых богачей Рима, была громадной. Вокруг шла высокая глухая стена, войти можно было лишь через большие деревянные двери, окованные железными полосами. Один из телохранителей Брута постучал в створку рукоятью меча. Дверь сразу же открылась, и они вошли, оставив рабов снаружи. В просторном атриуме Брута и Фабиолу приветствовал управитель с наголо выбритой головой. Он с поклонами проводил их внутрь дома.

Каждое следующее помещение оказывалось роскошнее того, которое они только что покинули. В золотых канделябрах горело сразу по нескольку свечей, озарявших прекрасные статуи, стоявшие в нишах искусно расписанных стен. Полы повсюду, даже в коридорах, украшала изумительная мозаика. Из сада сквозь открытые двери доносилось ласковое журчание фонтана.

Когда же они вошли в огромный пиршественный зал, глаза Фабиолы широко раскрылись от изумления. Пол здесь представлял собой огромную картину, объединявшую множество эпизодов из греческой мифологии. Сотни тысяч кусочков обожженной глины были выложены так, что получилось поражавшее яркостью красок многоцветное изображение. В центре восседал Зевс, окруженный другими богами. Такого замечательного произведения искусства Фабиола еще никогда не видела. Пожалуй, так могла выглядеть та вилла, которую она представляла в своих мечтах.

В помещении собралось множество аристократов, между которыми суетились рабы с едой и питьем. Голоса сливались в громкий гул. Если правильно себя повести, можно будет найти клиентов на будущее. Только придется постараться, чтобы Брут ничего не заметил.

Когда управитель вел вновь пришедших к Максиму, Фабиола заметила находившуюся на почетном месте неподалеку от входа большую статую на постаменте.

Брут заметил, куда она смотрела.

— Это мой полководец Юлий Цезарь, — гордо сказал он.

Статуя выше человеческого роста изображала стоявшего в величественной позе задрапировавшегося в тогу Цезаря, его правая рука скрывалась под складками материи. Волосы коротко, по-военному, подстрижены. Бесстрастное гладкое лицо с длинным орлиным носом обращено к гостям.

— Никогда не видел большего сходства, — с явным удовольствием заметил Брут. — Словно он собственной персоной с нами.

Фабиола на мгновение лишилась дара речи. Она видела перед собой изваянного в камне Ромула, только постаревшего. После того как Брут несколько месяцев назад случайно обронил несколько слов, она часто и подолгу разглядывала себя в зеркале, пытаясь найти подтверждение своему полудомыслу, полутеории.

Мог ли Цезарь быть их отцом?

— Что с тобой?

— Ровным счетом ничего, — с беззаботным смехом ответила Фабиола. — Прошу, представь меня Максиму. Я хочу познакомиться со всеми, кто знает этого великого человека.

Он взял ее под руку, и они направились дальше, ловко лавируя в толпе. Все оборачивались вслед красавице Фабиоле. Брут кивал, улыбался, пожимал руки и перебрасывался приветливыми репликами с сенаторами и аристократами. Именно на таких встречах в значительной степени и вершилась судьба Рима. Было заметно, что Брут чувствовал себя здесь как рыба в воде.

Зато у Фабиолы путались мысли. Неужели такое и впрямь могло случиться и ее мать семнадцать лет назад изнасиловал один из нынешних триумвиров?