– Да, приемная мама, – твердо сказала она, становясь между Людвигом и дракончиком. – Это дракон, и его зовут Петер Фаберже. А еще сегодня меня чуть не убили. То есть меня и Тори. – На этом месте Людвиг издал нечто среднее между кашлем, хрипом и задушенным смехом. Или просто поперхнулся? Но Ринку это не остановило. – Я именно об этом хотела с тобой поговорить. Извини, до оперы не вышло, и в опере тоже…

– Хорошо, что ты не стала об этом говорить при посторонних, – кивнул Людвиг, справившийся с хрипом (или смехом). – Дай мне на него посмотреть.

– А ты не будешь?..

– Не буду, – сердито оборвал ее Людвиг. – Я, конечно, чудовище, но не до такой степени, чтобы обижать ребенка! Пусть и драконьего.

«Еще чего, – фыркнул Петюня. – Я сам кого хочешь обижу! Я грозный дракон! – и в доказательство чихнул искрами. А потом чихнул еще раз и жалобно сказал: – Я замерз и хочу к тебе на ручки! А еще ты обещала познакомить меня с твоим мужем, а сама! Аапчхи!»

Пришлось срочно укутывать малыша в шаль и прижимать к себе.

Людвиг тем временем велел Магде принести в Ринкину спальню горячего молока с медом и имбирем, и пирожков, и еще чего-нибудь…

– Петхен котлетки любит, ваша светлость, – осмелела Магда.

– И котлеток неси. На всех.

Магда унеслась, Ринка укутала дракончика в шаль, и повисло неловкое молчание. Людвиг разглядывал малыша, малыш – Людвига, и Ринке казалось, что сейчас они друг на друга зашипят, как разозленные гуси. Но Людвиг вдруг хмыкнул и протянул руки:

– Пойдешь ко мне? Заодно и познакомимся ближе.

«Ладно, – милостиво согласился Петюня. – Я знаю, тебя зовут Людвиг и мама тебя очень любит. Ты будешь моим вторым папой?»

Ринку бросило в жар. Она, может быть, ни разу не говорила Людвигу, что его любит! Она, может быть, собиралась выбрать для признания подходящий момент… ну, например, когда Людвиг первый скажет! А этот маленький поганец…

«Какие вы, люди, странные, – фыркнул поганец. – Ты любишь, он любит, и оба чего-то боитесь. Глупые люди».

«Глупые люди», – в тон ему чихнула кошка по имени Собака, спрыгивая с лавки, где лежала до того момента.

– Кошка разговаривает? – Людвиг от неожиданности замер, так и не взяв дракончика на руки. – Тоже?!

«Человек разговаривает?» – передразнила Собака и уставилась на него светящимися глазищами.

И только тут до Ринки дошло, что Людвиг слышит их обоих. Так же, как и сама Ринка.

Упс. Кто-то сегодня редкостный тормоз. Ведь доктор Курт говорил, что в семье Бастельеро были драконьи всадники! Что у них архив! Кажется, она вдруг поняла что-то очень, очень важное, объясняющее все странности – вплоть до ее попадания в этот мир… И тут Петюня снова чихнул.

Людвиг отмер и взял его на руки. А ценная мысль сбежала. Ну и ладно. Все равно Ринка во всем разберется! Вот прямо сейчас они поговорят с супругом, и вместе все поймут. Обязательно!

Уже в теплой спальне, умостившись на кровати рядом с Людвигом, позевывающим дракончиком и Собакой, Ринка под чай и бутерброды с котлетками рассказала все и по порядку. Ну, почти все. Умолчала лишь об анонимном письме, полученном в салоне мадам Шанталь, уж очень оно было странным. Ну и о матримониальных планах Тори – потому что не была уверена, что для Тори это всерьез, а не очередное задание франкской разведки.

– А с голосом я сама не понимаю, как получилось, – растерянно закончила она. – Наверное, это такая-то магия.

«Обыкновенное очищение ауры при переходе из мира в мир, – проворчала кошка по имени Собака. – Не тащить же было тебя вместе с паразитами!»

Ринке на миг стало обидно. Какие еще паразиты? Она – не собака блохастая, чтобы вот так… А потом обида прошла, как будто ее и не было. Ведь голос-то вернулся! И не только голос. Она сама как будто вернулась в то чудесное время до окончания школы, когда все было впереди, мир казался ярким и прекрасным, и собственное мнение значило намного больше, чем любое чужое.

Вспомнив Петечку, за которого она чуть было не вышла замуж, Ринка вздрогнула. Как она могла быть настолько слепа, чтобы не видеть – с ним она никогда не будет сама собой! Она была словно под гипнозом, всерьез верила, что больше никому не нужна, и никто на нее не польстится, и что она должна чему-то там соответствовать… ужас. Тихий ужас.

На фоне воспоминаний вопрос Людвига прозвучал странно:

– Почему ты назвала его Петером? В честь доктора Курта?

– Нет, так звали моего бывшего. – Ринка прижалась теснее к Людвигу. – Петюня чем-то на него похож.

На него… ну да, дракончик чем-то похож на Петюню после бани, а Петюня чем-то похож на доктора Курта в молодости и недоделанности, что ли. Как пробная версия. Забавная ассоциация, однако!

– Ты же говорила, Влад?

Ринка вздохнула:

– Влад – это в школе, ну…

– Из-за него ты не могла петь, я помню. – Людвиг поцеловал ее в макушку.

– Да. А потом был Петюня, за которого я так и не вышла замуж.

– Выходить замуж за мужчину, которого зовут Петьюня, это полный моветон.

Ринка от всей души согласилась. То ли дело Людвиг Пауль Бастельеро, герцог, некромант и настоящий полковник. Почувствуйте разницу! А настоящий полковник продолжил:

– Ты сказала про лабораторию, где жил… Фаби.

– Фаби? – переспросила Ринка.

– Фаби, – подтвердил Людвиг таким тоном, что Ринке мгновенно перехотелось с ним спорить или выяснять подробности. – Так что за лаборатория?

Упс. Кажется, кто-то проболтался о том, о чем нельзя было пробалтываться. Рихард ее покрывал, а теперь ему попадет. Если только…

– Обещай, что не будешь сердиться!

Людвиг забавно выгнул бровь, потер нос, вздохнул, вкладывая в этот вздох все сдерживаемые эмоции, и предположил:

– Рихард или фрау Шлиммахер?

– Сперва поклянись!

– Обещаю, что никого не убью и даже не покалечу, – с серьезным видом сказал Людвиг.

Ринка улыбнулась, поняв, что гроза миновала, не начавшись.

– В общем, это старая лаборатория твоего двоюродного деда. Подвал между домом и заброшенным павильоном, там есть тайный ход. Она была закрыта, но Рихард мне показал. Ты обещал!

– Можешь не волноваться, Рихард останется в целости и сохранности. – Людвиг хмыкнул, и Ринка задумалась: что-то она упустила! Что-то о Рихарде. Похоже, важное.

– Ну вот, в лаборатории он и вылупился.

– Покажи мне ее, – подозрительно оживился супруг.

– В час ночи? Давай завтра, а? Там холодно, темно, и не хочу оставлять Петюню одного.

– Фаби, – поправил ее Людвиг. – Не хочу, чтобы малыша звали именем твоего этого… – Он презрительно фыркнул и спросил «равнодушно и незаинтересованно»: – Ты же не тоскуешь о нем?