Несмотря на все удовольствия и радости этой жизни вдали от дома, от людей, поведение которых она могла бы предсказать, у нее возникали и неожиданные стрессы. «Возможно, — думала Джеана, — не так уж и плохо, что приближается этот знаменитый карнавал и никто, кроме Мазура бен Аврена, не знает наверняка, кем она нарядится». При этой мысли ее охватило волнение и, что неизбежно, легкая тревога. Хорошо бы сегодня иметь возможность поговорить с Нунайей. Нунайа больше понимает в мужчинах, чем любой знакомый Джеане человек.

Сама того не замечая, Джеана характерным жестом слегка пожала плечами и пошла дальше. Она не умела бродить без цели. Она шла слишком быстро, словно у нее была назначена срочная встреча и она опаздывала.

Ей было двадцать восемь лет, и близились события, которые навсегда изменят ее жизнь.

Однако сначала, проходя по тихому переулку, она заглянула в открытый дверной проем и увидела там знакомого человека. Она заколебалась, а потом, отчасти потому, что они еще не разговаривали с ним наедине с тех пор, как пришли вести из Сореники, Джеана вошла. Родриго Бельмонте стоял спиной к двери, щупая образцы пергамента в лавке переписчика.

Он так сосредоточился на своем занятии, что не заметил ее появления. Но лавочник увидел и вышел из-за прилавка ей навстречу. Джеана жестом призвала его к молчанию. Тот понимающе улыбнулся, подмигнул и вернулся на свой табурет. Почему, удивилась Джеана, все мужчины улыбаются одинаково? У нее вызвало раздражение невысказанное предположение лавочника, и поэтому она заговорила более холодно, чем намеревалась.

— И для чего он вам нужен? — спросила она. — Изложить требования выкупа?

Родриго тоже принадлежал к людям, которых нелегко удивить. Он оглянулся и улыбнулся.

— Привет, Джеана. Разве не красиво? Посмотри. Пергамент из кожи газели, из овечьей кожи. А ты видела бумагу, которая имеется у этого замечательного человека? — Лавочник расцвел в улыбке. Родриго сделал два шага к следующей коробке и осторожно достал из нее свиток льняной бумаги кремового цвета.

— У него и полотно тоже есть. Посмотри. А некоторые куски окрашены. Вот красное. Вот что годится для требования выкупа! — Он улыбнулся. В его голосе звучало непритворное удовольствие.

— Картада заработает еще денег, — ответила Джеана. — Эту краску делают в одной долине к югу от нее.

— Знаю, — сказал Родриго. — Но не могу поставить им это в вину, если они создают с ее помощью такую красоту.

— Значит, уважаемый Капитан желает приобрести полотна? — спросил купец, поднимаясь со своего табурета.

— Увы, Капитан не может позволить себе ничего столь экстравагантного, — ответил Родриго. — Даже для требований выкупа. Я возьму этот пергамент. Десять листов и полдюжины хороших перьев.

— Не хотите ли воспользоваться моими услугами? — спросил переписчик. — У меня есть образцы моего почерка. Можете взглянуть.

— Спасибо, не надо. Я уверен, ваш почерк безупречен, судя по тому вкусу, который вы проявили в подборе материалов. Но мне нравится самому писать письма, когда выдается свободное время, а люди говорят, что мой почерк можно разобрать. — Он улыбнулся.

«Его разговорный ашаритский язык всегда был отличным, — подумала Джеана. — Его можно принять за местного жителя, хотя, в отличие от Альвара и некоторых других северян, Родриго сохранил свой собственный стиль в одежде. Он по-прежнему носил у пояса хлыст, даже когда выходил из дома без меча, как сейчас».

— Это действительно для требований выкупа? — спросила она.

— У твоего отца, — пробормотал он. — Я устал от лекаря, которая разговаривает со мной еще более резко, чем Лайн. Что он мне за тебя даст?

— Лайн?

— Твой отец.

— Боюсь, не очень много. Он тоже считает меня слишком резкой.

Родриго достал из кошелька серебряную монету и заплатил лавочнику. Подождал, пока завернут покупку, и пересчитал сдачу.

Джеана вышла на улицу вместе с ним. Она увидела, как он инстинктивно окинул оценивающим взглядом улицу и отметил присутствие Зири в дверном проеме поодаль. «Странно, должно быть, — вдруг подумала она, — иметь такой взгляд на мир, при котором подобная оценка окружения становится рутинной».

— Почему ты так сурова с теми, кто тебя искренне любит, как ты считаешь? — спросил он, поворачивая на восток.

Она не ожидала, что разговор сейчас же примет подобное направление, хотя оно совпадало с недавним ходом ее мыслей.

Она привычно пожала плечами.

— Способ справиться. Вы все вместе выпиваете, деретесь, тренируетесь, ругаете друг друга. У меня есть только мой язык и иногда, в придачу, манера поведения.

— Вполне справедливо. У тебя проблемы, с которыми ты не можешь справиться, Джеана?

— Вовсе нет, — быстро ответила она.

— Нет, правда. Ты — член моего отряда. Это вопрос командира, доктор. Хочешь, на некоторое время освобожу тебя от обязанностей лекаря? Должен тебя предупредить, что, когда погода наладится, возможностей отдохнуть будет немного.

Джеана удержалась от быстрого возражения. Это был действительно справедливый вопрос.

— Мне лучше всего, когда я работаю, — ответила она наконец. — Я не знала бы, куда девать свободное время. По-моему, возвращаться домой небезопасно.

— В Фезану? Да, это так, — согласился он. — Этой весной.

Она продолжила его же тоном.

— Ты думаешь, это начнется скоро? Неужели Бадир действительно пошлет армию на восток?

Они свернули за угол и теперь шли на север. Толпы на улицах поредели ближе к полудню. Озеро лежало впереди, и изогнутые стены вытянулись над водой, как протянутые руки. Джеана видела мачты рыбацких судов.

Родриго сказал:

— Думаю, скоро в поход двинется много армий. И наша будет одной из них.

— Ты очень осторожен, — заметила Джеана.

Он бросил на нее взгляд. И внезапно усмехнулся в густые усы.

— Я всегда с тобой осторожен, Джеана.

Она не ответила, промолчала. Он продолжал:

— Если бы знал больше и наверняка, я бы тебе сказал. Лайн совершенно уверен, что это объединение всех трех северных правителей, о котором ходят слухи, приведет к тому, что выступит одна армия. Сам я в этом сомневаюсь, но это не значит, что не выступят все три правителя джадитов, и каждый будет вести собственную маленькую священную войну. — Голос его звучал сухо.

— И в какое положение все это ставит Родриго Бельмонте из Вальедо? — спросила она, останавливаясь у скамьи возле большого склада. Это являлось ее отличительной чертой: если она не была уверена, то старалась задавать прямые вопросы. Делать разрез, как хирург.

Он поставил обутую в сапог ногу на скамью и положил свой сверток. Жестом пригласил ее сесть. Платан отбрасывал на скамью тень. Солнце уже поднялось высоко, и стало теплее. Она краем глаза заметила Зири, присевшего на мрамор фонтана. Он играл со своим кинжалом и для всех окружающих выглядел, словно ученик, отпущенный на часок или бездельничающий на обратном пути после выполненного поручения.