Когда в ночь перед поединком Фред вернулся домой, я не спал, ждал его. Он лёг, не снимая тренировочного костюма. Я слышал, что и он тоже не спит. — Ты рассердился? — Рассердился? Почему ещё? — Из-за того, что Дитлев написал. — Я не читал, — ответил Фред. — И не собираюсь. А ты молчи. — Я подождал чуточку. В носу у Фреда свистело. — Но фотография хорошая, — прошептал я.

В день Фредова поединка светило солнце. Он ушёл до завтрака. Ни слова не сказав. Мама была записана в парикмахерскую. Она хотела хорошо выглядеть сегодня. Я не пошёл в школу и развлекал Болетту, или она меня. Я не находил себе места. Все мы сегодня нервничали и томились беспокойством. У меня даже руки ходуном ходили. Глядя в окно, я вдруг увидел, что наступила осень. Город перекрасился в другой цвет. С деревьев струились листья. Всё догорало. Красиво, конечно, но мне не по душе. Я услыхал за спиной Болеттину клюку. Бабушка взяла меня за руку. — Барнум, ты не бойся. — Я и не боюсь. — Вот и молодец. Потому что чем мы поможем Фреду, если сами трясёмся? — Я обернулся к ней. Ещё немного — и Болетта усохнет до моих размеров. — Думаешь, он боится? — спросил я. Болетта улыбнулась и выпустила мою руку. — Кто знает, что совершается в душе этого мальчика. Да нет, я думаю, он зол. — А на кого он злится? — Болетта устала, опустилась на диван. — Фред, видно, зол на весь свет. На нас. На себя. Он унаследовал от Пра бешеный нрав. — Может, это наказание? — Болетта грохнула клюкой об пол: — Какое наказание, Барнум? Кому нас наказывать, Барнум? — Не знаю, — промолвил я. Болетта вздохнула: — Если только быть человеком само по себе наказание. Коль уж на то пошло. — И она потрепала иссохшими пальцами мои кудри, хоть и знала, что я терпеть этого не могу. — Хорошо, в тебе нет его ярости. — На этих словах вернулась мама. Она уложила волосы на радикально новый манер. Начёсанные вверх, они стояли на голове, как натёртый бокал. Она улыбалась почти стыдливо. Болетта поднялась на ноги. — Одно слово, сегодня мы все выкладываемся ради Фреда изо всех сил. Хотя сам по себе бокс кажется мне зрелищем смешным, невежественным, нудным и отталкивающим. — Выговорившись, она ушла в ванну. Мама вцепилась в сумочку, словно это перила на краю пропасти. — Мне кажется, тебе идёт, — сказал я. — Спасибо, Барнум. — Я уверен, Фреду понравится. Причёска, я имею в виду. — От него вестей не было? — Я покачал головой. — Ещё бы. У него сегодня забот хватает, — вздохнула мама. И так весь день мы ходили вокруг да около, не зная, как заставить время двигаться вперёд. О еде даже думать не хотелось. Единственное, чем мы могли занять себя, было ожидание. Я вырезал интервью из вечернего выпуска «Афтенпостен» и спрятал его за обоями вместе с открыткой Патурсона. Ещё я выяснил, что из всех времён медленнее всех тянется время ожидания. Меня это озадачило. Я поразился своему желанию, чтобы время бежало быстрее, ведь я с сокрушённым сердцем ждал того, чего сил моих уже не было дождаться. Я желал только одного — чтоб всё уже осталось позади. К тому же я не мог разобраться, что отвращало меня сильнее: сам поединок или что его посетит Вивиан.

В шесть часов мы сели в такси. Услышав, что нам нужно в Центральный боксёрский клуб, шофёр быстро стрельнул в меня глазами и улыбнулся. Я сидел спереди, рядом с ним: — Ты, часом, не брат того, кто вздует сегодня этого зазнайку из Трёнделага? — Да, — прошептал я. Он хлопнул ладонями по рулю. — Читал в газете! Боксёр, который родился в такси, любого уложит на лопатки! — Даже мама не могла не улыбнуться. А потом таксист выключил счётчик. Он отказался брать с нас деньги. Для него честь возить таких пассажиров, как мы. И мы можем так и передать Фреду, самому боксёру, надежде Фагерборга, что и он может прокатиться бесплатно всегда, как только пожелает. Мы поблагодарили таксиста и вышли на Стургатен. Очередь уже змеилась. Нас пропустили так. Кто-то похлопал меня по спине. Мальчик, пластаясь на коленках, вытирал ринг досуха. Мужчина в возрасте, почти седой и в чёрном костюме, дёргал канаты, проверяя. С виду его можно было принять за пастора. Вокруг ринга были расставлены стулья. Звенела тишина. Странное ощущение. Зал, лишённый звуков, наполненный лишь замедленными движениями и тяжёлыми запахами. Мама снова потеряла покой. — Я должна видеть Фреда, — сказала она. Все слышали её слова. Пожилой мужчина в чёрном быстро обернулся, вылез с ринга и подошёл к нам. — Я рефери поединка, — сказал он. — Пойдёмте со мной. — Следом за ним мы пришли к раздевалке. Судья зашёл внутрь, велев нам ждать. Его не было некоторое время. Обратно он вышел вместе с Вилли, тренером. Вилли говорил шёпотом. Мы сгрудились вокруг него. Мне вспомнились похороны отца, отпевание, тогда в часовне все тоже шептали, точно боялись, что мёртвые проснутся или что на охальников, говорящих в голос, падёт проклятие. — Фреда нельзя отвлекать, — прошептал он. — С ним всё в порядке? — зашептала в ответ мама. — Вилли улыбнулся: — С ним всё отлично. Передаёт вам привет. — Но прежде чем Вилли захлопнул дверь, я мельком увидел в раздевалке Фреда. Он лежал на скамье, между шкафов, над ним горел белый яркий свет. Он таращился на этот свет. И смеялся. Звука смеха я не слышал. Потом дверь захлопнулась. Рефери проводил нас обратно в зал, и мы сели на первом ряду, поближе к Фредову углу. — Ты займёшь места Педеру и Вивиан? — вполголоса спросила мама. Я положил её перчатки на два соседних стула. Мы ждали. Ринг оказался не кругом, а квадратом, можно подумать, боксёры не выдержали, что их заперли в круглом пространстве, и по собственному почину растянули ринг на четыре угла, чтоб было где перевести дух, потому что разве можно отдохнуть в кругу? В зал повалил народ. Пришли Дитлев с фотографом, Эстер из киоска, явились Аслак, Пребен и Хомяк, никто не мог помыслить пропустить поединок Фреда, все хотели посмотреть, как он одержит победу или потерпит поражение, прихромал даже домоуправ Банг, его вообще пропечатали в газете, в вечернем выпуске «Афтенпостен», колченогий мастер в тройном прыжке, не поднимавшийся на пьедестал никогда, идол героя вечера — мы с Фитцсиммонсом, сообщил он контролёрам и был пропущен бесплатно, зал кипел как в горячке, а Фред должен был охолонуть наше нетерпение своими точными беспощадными ударами. Затем появились болельщики Acлe Бротена и заняли места вблизи его угла. Они приехали издалека, из некоего местечка под названием Мельхюс. Внезапно у меня за спиной засвистели и закричали: Лапотники! Деревня! Это вопили Десять и его команда. Громче всех старался Томми: Лапотники! Деревня! Болельщики Асле Бротена встали. Возможно, эти рыжие богатыри были его братьями. Они весили килограммов по девяносто каждый. У меня за спиной вновь всё стихло. Наконец, в семь двадцать пять пришли Педер с Вивиан. Они пробрались между стульев и сели рядом со мной. Вивиан быстро пожала мне руку. Мама заметила это и улыбнулась. Педер только покачал головой. — Добро пожаловать в Колизей, — прошептал он, — гладиаторы готовы. — Теперь можно было начинать. Я уже успел устать. Рефери вылез на ринг. Пиджак он снял и остался в рубашке, изначально безусловно белой, но теперь пожелтевшей, украсившейся множеством пятен и впитавшей в колом стоящую материю пот всех боёв, которые рефери судил на своём веку. Публика захлопала и затопала ногами. Стулья зашатались. Педер нагнулся ко мне. — Львы жаждут мяса, — сказал он. Рефери поднял обе руки, и в зале всё стихло. Сперва Талант должен был показать класс в поединке с рохлей из Лёренскуг. Они бегали вдоль канатов и пихали друг дружку. Кто-то засвистел. Таланту, растерявшему за лето свой пыл, присудили победу по очкам и тут же забыли о нём. — Это было не так уж страшно, — прошептала мама, с облегчением переводя дух. — Потому что эта парочка боится боксировать, — буркнула Болетта и стукнула об пол палкой. Потом в сопровождении тренера в зал вошёл Асле Бротен, непобедимый трёндер, не потерпевший в последних девяти боях ни одного поражения. Народ вокруг его угла повскакал с мест и устроил ему овацию. Бротен показался мне широким, тяжёлым и как будто смущённым. Он опустил глаза, когда Турмуд из вечернего выпуска «Афтенпостен» фотографировал его, и сел на белую табуретку в углу, раскинув руки по канатам. Он не подумал улыбнуться. Тренер массировал ему плечи. Фреду предстояло сразиться с Бротеном в трёх раундах, два первых по три минуты, а последний — четыре, с минутными перерывами между ними. Бой судился по правилам Квинсберри. Боем единовластно распоряжался рефери. Он мог добавить ещё один двухминутный раунд, если победитель не выявится за основное время. Рефери взглянул на часы. Фреда не было. Мы ждали. Рефери сказал что-то тренеру Бротена. Асле Бротен поднялся и стал разогреваться. Взгляды упёрлись в дверь раздевалки. Ожидание затягивалось. Я подумал, не без облегчения, более того, со злорадным торжеством, что Фред сбежал, это было вполне в его духе, улизнуть через чёрный ход, обвести всех вокруг пальца и без боя сдать победу именитому трёндеру, оставив в дураках всех: «Афтенпостен» с вечерним выпуском, Вилли, Центральный боксёрский клуб, Десять, Томми, двойню и меня. Но тут дверь всё же распахнулась. Из раздевалки вышел Фред Он сиял. Можно было подумать, что яркий белый свет, который я заметил в раздевалке, въелся в его кожу. За ним шагал Вилли с полотенцем, коробочкой и губкой. Мы зашлись от восторга. Мы закричали. Вивиан захлопала, не в силах усидеть на месте. Фред спокойно подошёл к рингу, пролез под канаты и посмотрел на Асле Бротена, просто посмотрел. Рефери проверил его перчатки. Он говорил в микрофон. В динамике позади нас затрещало. Он назвал их имена. Фред поднял руки и посмотрел на Бротена. Тот тоже поднял руки и тоже посмотрел на Фреда. Они стояли как два зеркала, и в каждом отражался страх противника, его сила, горошины пота, который моментально покрыл кожу, распираемую изнутри мускулами, и забликовал. Побеждает тот, кто дольше не отводит взгляда. Начало слабости во взгляде. Удав парализует свою добычу как раз им. Фред тоже старался парализовать Асле Бротена ещё до начала боя. Но трёндер не отвёл взгляда. Лишь набычился. Потом начался бой. — Бей его! — закричала Болетта. Но первым ударил Бротен. Удар медленно прокатился от плеча вниз до перчатки. Танцуя, Фред уклонился. Асле Бротен промазал, но хук всколыхнул воздух меж канатов. По залу прокатился вздох. Говорили, что если кто попал Бротену под удар правой, его песенка спета. Говорили, что за бой Бротен проводит всего один удар. Потому как второго, как правило, не требуется. В этот раз одного удара не хватило. Фред проявил чудеса проворства. Асле Бротен нанёс второй удар. Фред уклонился и сам ударил его в ухо. Бротен помотал головой, словно назойливая муха на секунду отвлекла его. Оба успокоились. Увидели, чего противник стоит. Потом пободались немного. Они кружили по рингу, закрыв перчатками лицо и опустив подбородки. Засим первый раунд кончился, и они разошлись по углам. Вилли долго, но неслышно для нас инструктировал Фреда. Второй раунд пошёл в прежнем стиле. Никто не лез на рожон. Они скакали по рингу и играли в гляделки. Центральный клуб затянуло сигаретным дымом до потолка. Болетте надоела вся эта бодяга. — Раз ничего не происходит — я пошла! — громко заявила она. Мама попробовала призвать её к порядку, но Болетта не унималась: — Тоже мне бокс, на Северном полюсе и то лучше дерутся! — Фред ударил. Удар произошёл внезапно, вдруг: рука Фреда находит прореху в защите Бротена, перчатка впечатывается в лоб, голова Бротена откидывается назад, он вздрагивает, Фред бьёт вдогонку второй раз — хук слева, он начинает раскручиваться от ахиллова сухожилия Фреда и бьёт Бротена в подбородок, похожий на ящик с зубами, затем Бротен накидывается на Фреда, он метил в тело, он прижал Фреда к канатам, они сплелись, как плетёнка из мяса, притиснутые друг к другу в грубом, насильственном объятии, пока рефери не развёл их, потому что окончился раунд, Фред выиграл его. Мы визжим от восторга. Мы тоже, тоже бьёмся с Бротеном. Мы всей душой на ринге. Педер влез на стул. Вивиан вскочила. Даже мама и та захлопала, а Болетта прокричала, отбивая такт палкой в пол: — Мо-ло-дец! Так дер-жать! — Вилли протёр Фреду лицо влажной губкой, словно бережно стёр писанину с доски. Начался последний раунд. Асле Бротен сразу перешёл в наступление. Он с напором наносил удары, в грудь, в живот, в плечи, он решил измотать Фреда, отбить его, как отбивную, до мягкости, но удары не достигали цели, Фред мелькал по рингу тенью, мы только слышали свист рассекающей воздух перчатки, словно она скользила мимо уха, и в результате первым Асле Бротен измотал сам себя, и в этом тумане, повисшем вокруг Бротена, Фред провёл удар, стремительный манёвр, которого никто не заметил, во всяком случае, не заметил Асле Бротен, мы увидели сразу результат — как у него подгибаются колени, тело распластано по полу, стон, рефери склоняется над ним и начинает считать, выбрасывая пальцы, один, два, и тишина между цифрами, провал, три, четыре, Фред пошёл в свой угол, Вилли зажмурился, пять, шесть, семь, рефери считает, других цифр в мире нет, на восьми Бротен поднимается, непобедимый трёндер из Мельхуса встаёт на ноги, его шатает, но он стоит. Рефери заглядывает ему в глаза, шепчется с тренером и даёт знак к продолжению боя. В зале тишина. Осталось тридцать секунд Фреду надо лишь удержаться на ногах, держаться подальше от Асле, выдержать тридцать секунд, потому что он уже выиграл, он в полуминуте от победы. И вдруг я вижу, что Фред опускает руки, словно бы он устал от всего и бой ему надоел, короче, Фред убирает защиту, он раскрывается: бей не хочу, это продолжается недолго, один миг, но этого хватает. Асле Бротен видит то же, что и я, сперва он колеблется, словно не может поверить, что Фред опустил руки и добровольно дал ему карт-бланш, мысли движутся медленнее, чем тело, а Фред подходит на шаг ближе, незащищённый, тёпленький, и зал охает. А Бротен бьёт. Это нечеловеческий, дикий удар в лицо, он вздымает над головой Фреда облако пота, мокрую сверкающую капель — брызги разбитой славы. Фреда качнуло, но он устоял. Асле Бротен бьёт второй раз, также зверски, в челюсть, и раздаётся хрустящий, царапающий звук чего-то ломающегося. Мама закрывается руками и стонет. Болетта кричит, но у неё пропал голос. Вивиан хватает меня за руку. Педер оборачивается ко мне, соболезнуя. А я — я не чувствую боли, я стараюсь, но Фредова боль не входит в меня, она нe трогает меня, он один на один со своей болью, он внутри неё, а я чувствую только позор и ужасно стыжусь этого своего чувства. Фред падает на колени. Кровь льёт изо рта и глаз. Вилли виснет на верёвках. Рефери прерывает бой. Асле Бротен победил. Рефери поднимает его руку. Но триумфом и не пахнет. Поражение выше победы. Поражение отодвигает победителя в тень. Я был всё же прав. В третьем раунде Фред решил исход боя.