– Я в порядке. Потрясена только, вот и все. Я ее прогнала вон. – Анжелика вытирает глаза тыльной стороной ладони и ухмыляется. – Она больше сюда не сунется. Но я дам вам один совет, милые мои, и вам обеим не помешает к нему прислушаться. Храните свою невинность. Храните свою невинность, потому что… знаете почему?

– Ну да, – отвечает Сьюки, прочитавшая множество книг на эту тему. – Потому что…

– Я скажу вам почему. Потому что иначе на ней наживутся мерзкие гадины вроде миссис Фрост. И это, попомните мои слова, если вам еще повезет. Ибо в другом случае вы попадете в лапы человека, известного под прозвищем Крушитель. Это очень нехороший человек. Привлекать внимание таких негодяев нельзя никоим образом.

– Я не буду.

– И правильно. Учись у меня уму-разуму. А теперь я, пожалуй, выпью твоего глинтвейна.

Апрель 1786

Как-то утром в середине апреля Анжелика говорит себе: «Пора признать: я беременна».

Она сидит в постели, одна, глядя на белые облака, вереницей плывущие в небе за окном, и, когда эта мысль внезапно возникает в уме, все тотчас становится на свои места. Анжелика вдруг осознает, что глубоко внутри она уже давно подсчитывает дни и недоумевает, уже давно знает причину задержки и до сих пор просто отказывалась признать очевидный факт своей беременности.

Она откидывается на подушки и кладет ладонь на живот – у нее всегда был округлый животик, так что по нему пока еще ничего толком не определить, но она все же явственно ощущает некоторые изменения. «Экая досада», – говорит себе Анжелика. На Дин-стрит она была бы более бдительна и сразу сообразила бы, что с ней происходит. «На Дин-стрит я бы никогда такого не допустила», – думает она и тотчас бранит себя за глупость, поскольку инстинктивное желание предотвратить беременность совершенно неуместно в нынешних ее жизненных обстоятельствах. Тем не менее она не имеет понятия, какие еще чувства ей испытывать.

Анжелика знает способы предохранения, как иные благонравные девицы знают катехизис. Она обучена пользоваться противозачатными средствами, а в умывальном шкафчике всегда держит пропитанную уксусом губку. Она умеет прерывать соитие буквально за секунду до того, как мужчину сотрясут судороги наслаждения, и позволяет ему извергать семя на любую часть своего тела, вызывающую у него наибольшее восхищение; в особых случаях она согласна предаться и «французскому пороку». Если же порой случалась промашка, Анжелика просто принимала очень горячую ванну с квартой джина, ну и при необходимости еще покупала у миссис Чаппел сильное слабительное. А если ей требовалась дальнейшая помощь, она ее обязательно получала: у каждой знакомой женщины находился для нее дельный совет или по крайней мере утешительный бокал крепленого вина, и кто-нибудь из подруг через свои знакомства отыскивал для нее нужную умелицу с нужными инструментами. Да, процедура не из приятных – иногда более болезненная, чем обычно, – но после недолгих хлопот и треволнений дело всегда благополучно разрешалось угодным Анжелике образом.

Однако сейчас она в полной растерянности, ибо у нее больше нет подруг и нет ни малейшего представления, где искать опытную акушерку. «Что мне делать? Что мне делать?» – в панике думает она снова и снова, но в конечном счете вынуждена заключить: «Я ничего не могу сделать. Я ничего не должна делать». Ей остается только ждать рождения ребенка. Мысль о невозможности что-либо изменить приводит Анжелику в чрезвычайное волнение: охваченная зудящим беспокойством, она ворочается в постели, а потом вскакивает и принимается расхаживать по комнате, ломая руки. Ну да, она понесла, событие действительно важное – но отчего же такое смятение чувств?

Это окончательное перерождение Анжелики Нил в миссис Хэнкок, осознает она. Замужество, изначально бывшее для нее лишь выходом из сложных обстоятельств, привело к появлению новых, которые вызревают у нее во чреве, заставляя меняться с каждым днем. Она уже потеряла гораздо больше независимости, чем ожидала, и теперь ясно понимает, что с течением месяцев и лет будет только терять дальше. Ей никогда уже не стать самой собой: прежняя куртизанка Анжелика Нил, цельная и самодостаточная личность, распалась на части, на каждую из которых кто-то притязает. Теперь она «жена» и «тетя», а впоследствии станет «матерью» – возможно, какого-нибудь успешного молодого человека, чьи достижения никогда не будут связываться с ней, произведшей его на свет. И со временем притязания на нее будут только умножаться: она станет тещей, потом бабушкой, вдовой, иждивенкой – и личность ее будет дробиться, дробиться, дробиться, покуда не исчезнет полностью.

– Ну все, довольно уже, – вслух приказывает себе Анжелика.

Она накидывает на плечи шаль, сует ноги в туфельки, быстро спускается по лестнице и стучится к мужу в кабинет.

– Да-да, – откликается мистер Хэнкок.

Анжелика открывает дверь. Он сгорбившись сидит за столом, без парика, рассеянно почесывая кошку под подбородком. Маленький зверь блаженно жмурится, положив одну переднюю лапу на другую.

– Доброго утра, – говорит Анжелика.

– Доброго утра.

Мистер Хэнкок даже не поднимает головы. Он пробегает перепачканными в чернилах пальцами кошке вдоль челюсти и начинает чесать за ухом. Кошка бурно мурлычет.

У Анжелики все внутри дрожит от волнения.

– Вы готовы к завтраку?

– О… сейчас, минуточку. – Мистер Хэнкок перебирает бумаги одной рукой, другой продолжая ласкать кошку. – У меня сегодня дел по горло. Может… может, я составлю вам общество за обедом? – Он бросает на нее извиняющийся взгляд. – Невпроворот работы, моя дорогая.

– Мистер Хэнкок, – твердо произносит Анжелика, а в следующий миг понимает, что не знает, что сказать. – Как бы вы отнеслись… – пытается она. – То есть если бы узнали… Мне кажется, я…

Он поворачивается к ней, положив локоть на спинку стула.

– Говорите же.

– Право, не знаю даже…

– Какие-то плохие новости?

– Нет, нет! О нет, нет! Новости как раз хорошие. Думаю, вы обрадуетесь. – Лицо у нее пылает, губы невольно растягиваются в улыбке, и голова немного кружится от предвкушения. – Мистер Хэнкок, – повторяет Анжелика, сцепляя руки за спиной. – Ах, сэр, я понесла.

– Что?

– Я беременна.

– Вы?..

– Ребенок! У нас будет ребенок!

– О!.. – Мистер Хэнкок порывисто вскакивает со стула; кошка прыгает прочь, чернильница опрокидывается. Он заключает Анжелику в объятия, осыпает горячими поцелуями. – Голубка моя! Дорогая, любимая! Какая чудесная новость!

– Я рада, – осторожно говорит Анжелика. Потом с упором повторяет: – Я рада!

И она не лукавит: ей действительно очень приятно, что она заставила обычного, ничем не примечательного мужчину плакать от чистейшего счастья. И если уж ей суждено родить ребенка, то лучше для такого мужчины, который души в нем не будет чаять.