В чужие дела свой нос не суй.

– Ваша фирма заключала когда-нибудь договоры с фирмой Макаровского?

– Этого тоже никогда не было.

– У меня к свидетелю больше нет вопросов, – говорит адвокат.

– Если у вас нет больше вопросов друг к другу, дополнений и изменений, очную ставку считаю законченной.

Тут у Новикова звонит мобильник. У нас отобрали, а ему, выходит, оставили. Он что-то говорит и сообщает нам, что ему нужно отлучиться на пять минут. Он уходит, а в кабинет вошел надзиратель в форме и встал у дверей. Я потом догадалась, что Новиков умышленно оставил нас с глазу на глаз, наверное, надеялся, вдруг это повлияет на Володьку. Я ему и говорю:

– Слушай, это твое дело, конечно, но зачем ты так? Вон Антона не арестовали. Есть надежда, что его не привлекут, но что не посадят, точно обещали. Тебе-то это зачем? Я слышала, что и тебе предлагали изменить на подписку?

– Верно. Предлагали.

– Вероника Николаевна, вы пытаетесь оказать давление на Владимира Даниловича. Это противозаконно.

– Не надо меня пугать, господин адвокат. Меня уже пытались пугать. Для некоторых это плохо кончилось. Я за время допросов и очных ставок уже уяснила, что я как свидетель не несу ответственности за свои высказывания вне протокола допроса. Не вешайте мне лапшу на уши по части законности. Ваш адвокат пытался мне вешать лапшу.

Разозлил меня этот балаболка. Адвокат растерялся моей такой осведомленности и откровенной неприязни.

Володька стал нас успокаивать. И, смеясь, говорит своему адвокату:

– Вы напрасно с Верунчиком затеяли спор. Это для вас может кончится увечьем. Вы Шныря знаете? Он ведь из вашего бюро.

– Так это вы? – удивился адвокат. – Такая представительная женщина, и вдруг… Очень неожиданно.

– Так ваш брат адвокат кого угодно до мордобоя доведет, – и спрашиваю Володьку, откуда он это узнал про меня.

– Об этом вся Тишина говорит. Надо сказать, с восторгом. Наконец-то нашелся человек, который врезал по фэйсу своему адвокату. Здесь многие об этом мечтают. Я, конечно, не о вас, Анатолий Николаевич.

Надзиратель в дверях с усмешкой говорит:

– У вас все нормально?

– Нормально, начальник, – отвечает Володька. И своему балаболке. – Мы немного поговорим, Анатолий Николаевич. Всего пару фраз, – и, повернувшись ко мне. – Верунчик! Мне уже Алька тут целую лекцию прочитала. Ну, ты ее знаешь. Красавицы вы наши, я очень за вас рад. И за Антона. Но у меня свои заморочки. Больше ничего не могу добавить, – и вдруг говорит. – Вы с Алькой расцвели до невозможности! Если бы не этот вот мужик у дверей, – и показывает на надзирателя. – Я бросился бы тебя целовать. Просто нет мочи смотреть, на это великолепие. Наши общие фирменные посиделки – самые лучшие для меня воспоминания. Было же время.

Вернулся Новиков, мы подписали, как положено протокол очной ставки, и я пошла к дверям. У дверей обернулась. Он помахал мне рукой. Я не выдержала, конечно, и заплакала. Ну почему так с людьми происходит? Ведь все нормальные вроде люди. Видимо денежный вопрос всех сильно портит.

16

Мы с Алькой спустились в машину. Ревели, конечно, как белуги, а потом поехали к Макаровскому домой. Ирина нас уже ждала. И сразу с расспросами, как он, как выглядит, что сказал, что передал? Алька ей все рассказала, но новостей-то в принципе не было никаких.

– А вы Антонио Вегу видите? – вдруг спросила она.

– Видим, – ответила я. – Мы с ним встречаемся, но он под охраной.

– Говорят, там его избивают. Ноги ему переломали, – она смотрит на нас.

– Ерунда все это. Ногу он повредил, когда лез из окна на улицу. Охранник ушел, он свой ключ не мог найти, – говорит Алька.

– Я вот все-таки не пойму, – говорит Ирина. – Вы же работали в одной НК, вы у нас в гостях бывали, вроде бы, все одинаковы. Ну почему Володю арестовали?

– Нам всего не говорят, – отвечает Алька. – Мы с Вероникой женщины, что с нас спросить, нам начальство меньше доверяло, да и фирмы наши по значению – ни чета Володькиной.

– Но вот Антонио, – не отставала Ирина. – Как мне рассказывал Владимир, у него фирма ничуть не меньше чем у Владимира. Направления у них, правда, разные. У того Латинская Америка, Испания. Но по значению – одинаковы.

И смотрит на нас, я бы даже сказала, с подозрением. Вот, мол, Володька арестован, а вы все наслаждаетесь свободой. Почему такая несправедливость? Нам с Алькой стало неприятно, какая-то нервозность возникла. Мы поспешно распрощались.

Ирина, уже в дверях:

– Девочки, заходите, заходите.

А нам уже и заходить расхотелось. Когда сели в автомашину, Алька говорит:

– Ну что я тебе про людишек говорила? Вот уже и зависть, и недоверие – вы здесь, а он там, и чем вы лучше? И я даже в ее взгляде чуть ли не озлобление увидела.

– Неприятно, конечно, – согласилась я. – Но ее можно понять.

– Всех ты, Верунчик, хочешь понять. А кто нас с тобой понять захочет?

– Жалко мне ее. И с детьми как? Им-то каково? Если у меня дело, не дай бог, дойдет до тюрьмы – на пороге повешусь.

– На пороге чего?

– Чего-чего. Еще не выбрала.

– Нет, нам с тобой подруга еще рано вешаться. Нам детей надо поднять. У тебя любовь вот образовалась. Ты этому идальго еще русоголовых девочек и мальчиков народишь. Нет, рановато нам вешаться.

17

Больше всех радовался тому, что я села за руль, Степка. Его восторгу не было предела. Причем, когда дед был за рулем, он, конечно, радовался машине, но как-то спокойно. Теперь же он всем во дворе и в садике раструбил, что: «Моя мама водит машину не хуже чем дедушка». Конечно, он рассказал об этом и Анне Егоровне. Та ответила по-своему. Когда я как-то забирала у нее Степку, она с обычной своей иронией произнесла: «Значит уже автомашину освоили, товарищ генеральный директор. Думаю, скоро «мерседес» приобретете. Вам же, наверное, по статусу положено». Хотела я ей ответить, что по статусу мне сейчас положен срок от пяти до десяти. Алька уже мне все это объяснила, она уже сдала зачет по этой статье. Но, как обычно, промолчала. Есть у нее одно хорошее свойство – воспитание не позволяет ей говорить гадости обо мне Степке. Я осторожно, как-бы мимоходом выведывала у Степки, что бабушка по тому или иному вопросу связанному со мной, говорит. По его ответам было видно, что все нормально, что она при нем плохо обо мне не отзывается. Как-то мы с отцом приехали за Степкой, чтобы ехать в «Метро». Причем Анна Егоровна вышла с ним на улицу и видела, кто за рулем. Спрашиваю его, не испугалась ли бабушка, что я за рулем. «Нет, – отвечает. – Пора уже тебе за руль, ведь дедушка не такой молодой, как раньше, а машина нужна». Но, сколько я ее ни приглашала съездить с нами в «Метро» за покупками, говоря, что там гораздо удобнее, чем в нашей «Пятерочке», она ни разу не согласилась. А если она вдруг узнает про Антона, думаю, реакция будет ужасная. Сейчас со Степкой я забот не знаю. А тогда – я просто с ужасом представляю, что она может сделать. Она точно прервет все контакты с нами, а главное со Степкой. Меня Антон просит, чтобы я привела к нему Степку познакомиться, и вообще ему очень