Целью и смыслом операции для фюрера было следующее: действуя на первом направлении наступления — на Воронеж, примерно на полпути между Москвой и районом Донецка, вве-ста русских в заблуждение относительно нашего замысла, дезориентировать их, внушить им впечатление о нашем намерении повернуть на север, на Москву, чтобы сковать там их резервы. Далее он хотел перерезать различные железные дороги (север — юг) между Москвой и промышленными и нефтеносными областями, неожиданным и наибыстрейшим поворотом войск вдоль Дона, на юг, захватить Донецкий угольный бассейн, овладеть нефтеносным районом Кавказа и у Сталинграда преградить путь водному транспорту по Волге, по которой с помощью сотен танкеров шло обеспечение войск нефтью из Баку. Войска союзных с Германией государств (Румынии, Венгрии и Италии) должны были своими примерно 30 дивизиями прикрывать растянутый северный фланг войск, участвовавших в этой операции, вдоль служившего водной преградой Дона, где они казались защищенными от предполагаемых наступлений через него.

Еще во время моего визита в Бухарест в октябре [1941 г.] по случаю парада победы после взятия Одессы я подробно говорил с Антонеску насчет его помощи нашим войскам в [19]42 г. В атмосфере радости в связи с возвращением Бессарабии и захватом Одессы — давней мечты румын — договориться с ним было трудно. Само собой разумеется, не обошлось без мелочного торга насчет поставок оружия и боеприпасов. Болезненным пунктом для Румынии снова стало решение Венского арбитража о передаче во владение Венгрии (и притом большей части) Зибенбюргена (Трансильвании. — Прим. пер.). Поэтому Антонеску требовал, чтобы Венгрия выставила в [19]42 г. такой же контингент войск. Если она такого участия не примет, это будет опасно для Румынии, и тогда, по его мнению, придется свести счеты с Венгрией. Та держит на румынской границе сильную группировку войск, и он поступит так же в отношении к Венгрии, а это значительно ограничивает его возможности в войне против России. С моим мнением, что во время военного столкновения, освобождающего обе страны от гигантской угрозы большевизма, война между Румынией и Венгрией — безумие, он посчитаться не пожелал, хотя нспосрсдствешю угрожавшая им опасность была ликвидирована всего несколько недель назад.

Так или иначе, Антонеску обязался и дальше участвовать в войне на Востоке с контингентом примерно в 12 дивизий при условии, что мы гарантируем модернизацию и пополнение их вооружения, на что я, разумеется, согласился, как трудно это ни было. Удовлетворить румынскую армию было легче еще и потому, что она была оснащена преимуществсшю оружием французского производства, и мы могли это запросто сделать за счет трофеев431. Кстати, в Бухарест мне пришлось отправиться потому, что Гитлер приглашение отклонил, а Геринг поехать нс пожелал, поскольку из-за недопоставок Румынией нефти у него с Антонеску сложились враждебные отношения.

Вот так мне и пришлось участвовать в параде победы румынских войск в качестве представителя вермахта. Как гостя меня поселили в королевском дворце юного короля432. Там в присутствии главы государства Антонеску мне была дана аудиенция у короля и его матери — супруги изгнанного короля Кароля433, который на долгие времена нашел замену власти в образе мадам Лупеску434. Король, которому исполнился только 21 год, был интересным молодым человеком, а королева-мать — все еще очень красивой, вполне светской дамой. Мой поверхностный разговор с нею прервал Антонеску, сославшись на то, что нам пора ехать на парад, а до этого еще предстоит церемония награждения орденами.

Антонеску несколько раз требовал от меня оценки парада, который, по немецким понятиям, был более чем жалким. Я объяснил ему, что по германским меркам о торжественном прохождении его войск судить нельзя, тем более что они прибыли непосредственно с фронта. Поэтому я предпочел говорить о том, с каким выражением лица солдаты взирали на своих высших начальников и что именно это и произвело на меня отличное впечатление.

Муссолини, с его тщеславием, никак не мог перенести того, что Румыния и Венгрия на основании моей договоренности примут участие в кампании [19]42 г. в России. И вот он — без нашего обращения к нему — тоже предложил контингент в 10 дивизий, от которых фюрер отказаться, увы, не сумел. Это должны были быть, по оценке нашего уполномоченного в Риме генерала фон Ринтелена435, отборные дивизии, в том числе четыре или шесть альпийских — словом, лучшее, что имелось у итальянцев. Их переброска по транспортно-техническим причинам должна была осуществиться только летом, ибо прежде следовало перевезти немецкие войска для сосредоточения перед летним наступлением.

Положение на железнодорожном транспорте никогда не отвечало потребностям вермахта и военной экономики, хотя германские железные дороги не только использовали огромные средства для улучшения своей работы, но и привлекли к этому делу самых опытных железнодорожников. Зимой [19]42 г. ситуацию с железными дорогами можно было назвать не иначе как катастрофической. С декабря [19]41 г. до марта [19]42 г. оно было настолько критическим, что лишь создание специальной автотранспортной организации спасло от краха снабжение войск самым необходимым, чего удалось не допустить только самыми крайними мерами. 2 января 1942 г. имперский министр транспорта Дорпмюллер и его статс-секретарь Кляйнман с утра до ночи находились в ставке фюрера. Гитлер проводил многочасовые совещания в моем присутствии и при участии начальника железнодорожных сообщений вермахта генерала Герке. Положение требовало совершенно чрезвычайных мер для охраны локомотивов и водокачек, особенно от необычно сильного мороза, которого они не выдерживали. Бывали дни, когда из строя выходило до 100 локомотивов, ибо немецкие паровозы к такому климату оказались неприспособленными, к тому же приходилось перешивать железнодорожные пути на немецкую колею, потому что русский строительный материал почти не удавалось захватить.