И Макоули, положив трубку на аппарат, громко и грязно выругался.

Успокоившись, он позвонил спикеру палаты представителей Гринвичу, а затем — главам государств-союзников.

Ровно через час снова позвонил министр обороны. Он доложил, что все самолеты возвратились к месту базирования.

— Когда следующий удар?

— По заранее определенным целям через пять минут. Ударим ракетами. После… нанесем повторные удары по целям, которые не полностью разрушены.

— Информацию в средства массовой информации дали?

— Да. Пресс-служба министерства обороны предоставила теле- и радиокомпаниям, а также редакциям газет дозированную информацию.

— Хорошо. К вечеру я тоже выступлю с обращением к народу. Я жду от вас полной и достоверной информации.

— Будет сделано, сэр!

Положив трубку, Макоули приказал секретарю связать его с руководителями Англии, Франции, Германии и Италии. Беседы заняли более часа, после этого Президент рассмотрел почту и посмотрел на часы. Вот-вот должна явиться Моника, но сначала она наверняка позвонит. И в этот момент зазвонил телефон внутренней связи.

«Моника», — подумал Макоули и взял трубку.

Да, это была Левин:

— Я не помешаю, если зайду?

— Приходи. Дверь я открою.

Он прошел к дальней стене, где имелась дверь, непосредственно выходящая в коридор, и отомкнул ее. Чуть улыбаясь от мысли, что Моника спешит к нему, возвратился к столу и по переговорному устройству попросил секретаря не беспокоить его.

А вот и Моника Левин. Она быстро прикрыла за собой дверь и привычным движением повернула ключ в замке.

— В коридоре никого нет.

— Ты, наверное, была не одна, когда звонила мне?

— Да. Поэтому я не называла вашего имени.

Глядя на ее пышные телеса, Макоули почувствовал, что он хочет ее. Моника понимала его без слов. С полуулыбкой на губах подошла к нему, и он обнял ее и почувствовал, как она дрожит от возбуждения.

— Ты хочешь меня? — тихо спросил он.

— Еще бы! Мы так давно не виделись. Я уже начала волноваться, не разлюбили ли вы меня.

— В последнее время очень много работы. Сегодня мы возобновили удары по Ираку. Не слышала об этом?

— Слышала. Все каналы телевидения говорят об этой новости.

Макоули, ощупывая ее полные, упругие груди, подумал: «Черт возьми, когда я принимаю важное решение, меня непроизвольно тянет к женщинам!» И он, взяв Монику за руку, молча повел ее в соседнюю комнату. Там он остановился у дивана и снова обнял ее. Моника рукой прикоснулась к его члену. Кто-кто, а она по малейшим признакам знала, чего хочет Джон…

Сара Макоули дожидалась приезда Майкла Хаммера. Чем ближе стрелки часов приближались к десяти утра, времени прибытия Хаммера, тем больше Сару охватывало волнение.

Нет, нет, ее не волновали воспоминания о счастливых мгновениях любви с этим высоким голубоглазым брюнетом, который умел прятать свои чувства и мысли за модными очками. Правда, ранее, когда он снимал с себя всю одежду и очки, то перед Сарой представал просто крепкий, неплохо сложенный мужчина, в глазах которого светилась только жажда любви. Сейчас Сару волновали мысли о сведениях, которыми обладал Хаммер. Он действительно стал для нее чужим и враждебным, и встречу, скорее всего, можно было бы назвать не столько деловой, сколько рыночной, где обычно велся торг между продавцом и покупателем.

Сегодня Сара чувствовала себя и в роли покупателя, и в роли продавца одновременно. Она почти не знала, что Хаммер ей предложит дополнительно к тому, о чем писал, и, конечно же, не знала сумму, которую он, возможно, назовет дополнительно.

Сара хорошо уже изучила Хаммера и знала, что стоит ей встретить его испуганной и растерянной, как тот сразу же возьмет ситуацию в свои руки. Он, не мешкая, начнет навязывать свою волю. А это значит, что Саре придется быть в роли обороняющейся, что не позволит ей, как это было ранее, управлять процессом.

Победа принесла ей огромную сумму денег. В то же время эта победа дала не ей, а ему моральное превосходство в диалоге. Хаммер, понимая, что он повержен благодаря только ловкому обману, к которому прибегла Сара, чувствовал свое моральное превосходство. По крайней мере, и он, и Сара хорошо знали, что в суде правдивые показания давал только он.

Сара в душе чувствовала свою моральную уязвленность и старалась скрыть свои чувства за показным жестким тоном.

Поздоровавшись, она пригласила Хаммера в кабинет и сразу же перешла к делу:

— Времени у меня мало, поэтому предлагаю обсудить нашу проблему. Не возражаешь?

— Не возражаю. Я же понимаю, что не в гости приглашен.

Они уселись в кресла и оказались друг перед другом. На какое-то мгновение наступила неловкая пауза. Если бы они в этот момент сказали друг другу, о чем каждый думал, то наверняка удивились бы: каждый думал об одном и том же — вспоминал, что было у них в этом доме.

Сара заговорила первой:

— Значит, ты решил повести против меня войну?

— Не против тебя, а против обстоятельств, виной которых явилась ты. Я загнан в угол, и мне ничего не остается делать, как защищать себя и свою семью.

— А как жена реагировала на этот скандал?.. На то, что ты спал с другой женщиной?

— Плохо. Это же естественно. К чему тебе этим интересоваться? Я уверен, что и твой муж не аплодировал.

— Да, это так, — чуть улыбнулась хозяйка и добавила: — И «бис» не кричал.

— От своей я тоже не слышал «браво».

— Так что ты хочешь, Майкл? Как я поняла, ты добиваешься, уменьшения суммы иска. Не так ли?

— Не совсем, Сара. Ты прекрасно понимаешь, что на оплату адвокатов и судебных издержек ушли все мои сбережения, и я мог говорить об уменьшении суммы иска до одной тысячи долларов. Больше у меня просто нет.

— Ну, не прибедняйся, ты же не нищий.

— Извини, но практически ты сделала меня таким.

— Так что же ты хочешь?

— Чтобы ты отказалась от иска в четыре миллиона долларов. Это позволит нам не перейти черту разумности и не допустить скандала и даже трагедии.

— Хорошо, Майкл, предположим, я откажусь от иска, какие ты дашь гарантии, что вся эта грязная чепуха, о которой ты писал, не выплеснется на страницы газет и экраны телевизоров?

— Я готов письменно гарантировать это.

— И ты считаешь, что этих гарантий достаточно?

— Да. Тем более, это единственное, что я могу. Не сомневаюсь, что ты не проиграешь. Дело в том, что одновременно с письменным обязательством я передам тебе достоверные, скажем, документальные факты на тех, кто еще, кроме меня, хоть частично знает о тебе.