В ней было не меньше семидесяти футов, а ворота казались титаническими. Снаружи они были золотыми – уверен, что это настоящее золото, а не краска – и длиной почти с футбольное поле. Укосины клонились то в одну сторону, то в другую, но не от возраста и ветхости; думаю, они специально располагались под странными углами. Что снова заставило меня вспомнить о Лавкрафте и безумной, неевклидовой вселенной монстров, которая всегда стремилась подавить нашу.

Что-то тревожащее было не только в углах. Эти укосины были из какого-то мутно-зелёного вещества, похожего на металлическое стекло. Казалось, в них что-то двигалось, похожее на чёрный пар. От этого у меня в животе возникло странное ощущение. Я отвел взгляд, и когда посмотрел снова, чернота исчезла. Когда я повернул голову и посмотрел на укосины краем глаза, чернота, казалось, вернулась. Меня охватило головокружение.

Не желая терять то немногое, что я съел на завтрак, я опустил взгляд под ноги. И там, на одном из камней, синей краской, которая выцвела до серой, виднелись инициалы «АБ». В голове у меня прояснилось, и когда я поднял глаза, то увидел обычные ворота, пересечённые зелёными укосинами. Но ворота эти выглядели словно нарисованные на компьютере в какой-нибудь киноэпопее. Но это был не спецэффект. Чтобы убедиться, я постучал по мутно-зелёной укосине костяшками пальцев.

Я гадал, что будет, если я попробую написать на воротах имя Клаудии или Стивена Вудли? Они оба королевских кровей, не так ли? Ответ «да», но, если я правильно понял (я не был уверен, потому что никогда не разбирался в запутанных родственных отношениях), только принцесса Лия являлась бесспорной наследницей трона Эмписа. Или, может быть, это называлось троном Галлиенов. Для меня это не имело значения, главное, чтобы я мог попасть внутрь. Если имя не сработает, я застряну здесь и Радар умрёт.

Глупый Чарли даже поискал домофон, штуку, которая обычно бывает рядом с дверью многоквартирного дома. Разумеется, такой штуки тут не оказалось, только эти странные перекрещивающиеся укосины с непроницаемой чернотой между ними.

Я прошептал: «Лия Галлиен».

Ничего не произошло.

«Может быть, не достаточно громко, – подумал я, но кричать в тишине стены было бы неправильно – почти, как плевать на церковный алтарь. – Всё равно сделай это. За пределами города должно быть вполне безопасно. Сделай это ради Радар».

Я не сразу смог прокричать, но прочистил горло и повысил голос.

– Откройтесь именем Лии Галлиен!

В ответ раздался нечеловеческий визг, который заставил меня отступить назад и почти кувыркнуться через переднее колесо велосипеда. Знаете такое выражение: сердце подступило к горлу? Моё готово было выпрыгнуть изо рта и убежать, оставив меня лежать мёртвым на земле. Визг продолжался и продолжался, и я понял, что это звук какого-то титанического механизма, пришедшего в движение после лет или десятилетий простоя. Возможно, мистер Боудич был последним, кто воспользовался аналогом «сезам, откройся!» этого мира.

Ворота задрожали. Я видел, как чёрные струйки извивались и поднимались по неровным зелёным укосинам. Теперь сомнений точно не было – всё равно, что смотреть на осадок во взболтанной бутылке. Визг механизма сменился грохотом и ворота начали двигаться влево, должно быть, по огромной скрытой колее. Я наблюдал, как они скользили, и головокружение вернулось, сильнее, чем раньше. Развернувшись, я проковылял четыре шага до велосипеда Клаудии и уткнулся лицом в сиденье. Не мог смотреть на эти постоянно меняющиеся углы, пока ворота открывались. Мне казалось, я потеряю сознание, если посмотрю. Или увижу что-то настолько ужасное, что это заставит меня бежать обратно тем же путём, которым я пришёл, бросив позади мою умирающую собаку. Я закрыл глаза и дотронулся до её шёрстки.

«Держись, – подумал я. – Держись, держись, держись».

7

Наконец грохочущий гул прекратился. Раздался ещё один протестующий визг и тишина вернулась. Вернулась? Она рухнула наковальней. Я открыл глаза и увидел смотрящую на меня Радар. Я разжал руку, заметив, что вырвал немалый клок её шёрстки, но она не жаловалась. Может быть, потому что ей приходилось бороться с более сильной болью, хотя вряд ли. Думаю, она понимала, что я нуждался в ней.

– Ладно, – сказал я. – Посмотрим, что тут у нас.

За воротами простирался обширный, выложенный плиткой двор. По обеим его сторонам в линию выстроились останки огромных каменных бабочек, каждая на пьедестале высотой в двадцать футов. Крылья были отломаны и лежали кучами на земле. Изваяния образовывали что-то вроде прохода. Я задумался, символизировала ли когда-то, в лучшие времена, каждая из этих бабочек-монархов (а несомненно это были они) короля или королеву из рода Галлиенов?

Визг раздался снова, и я понял, что ворота собираются закрыться. Имя Лии снова могло их открыть; или не могло. Я не собирался это выяснять. Я вскочил в седло и покатил внутрь, когда ворота с грохотом начали закрываться.

Резиновые колёса шуршали по плиткам, которые раньше были цветными, но теперь поблекли. «Всё становится серым, – подумал я. – Серым или таким противно-зелёным». Бабочки, возможно, когда-то были цветными, но теперь тоже серые, как и всё остальное. Они нависали над нами, когда мы двигались между них. Тела изваяний были целы, но лица, как и крылья, искрошились. Я вспомнил видеоролики, на которых ИГИЛ уничтожала древние статуи, артефакты и храмы, которые они считали богохульными.

Мы подошли к двойной арке в форме крыльев бабочки. Над ней было что-то написано, но надпись тоже обветрилась. Виднелись только буквы «ЛИ». Сначала я подумал, что это ЛИЛИМАР, название города, но также могло быть ГАЛЛИЕН.

Прежде чем пройти через арку, я оглянулся проверить Радар. Мы должны были держаться тихо, на это указывал каждый встреченный мной человек, и я сомневался, не будет ли это проблемой для Радс. Она снова спала. Хорошо с одной стороны, но с другой тревожно.

Арка была сырой и пахла древней плесенью. На другой стороне находился круглый бассейн, облицованный камнем, покрытым лишайником. Возможно, когда-то вода в этом бассейне была небесно-голубой. Может, когда-то люди приходили сюда посидеть на его каменном парапете, пообедать в полдень, наблюдая за утками или лебедями. Матери приводили детей поболтать ножками в воде. Теперь не было ни птиц, ни детей. А если б были, то держались подальше от этого бассейна, будто там отрава, потому что таким он и выглядел. Вода стала непрозрачной и зелёной, похожей на вязкую субстанцию, казалась плотной. Испарения, исходящие от неё, и впрямь могли быть ядовитыми, таким я представлял себе зловоние гробницы, набитой разлагающимися телами. Вокруг бассейна шла извивающаяся дорожка,