Последним фаворитом Екатерины был молодой, двадцатидвухлетний Платон Зубов, который уже никому не отдал своё тёплое местечко. Он находился при государыне с 1789 года по 1796 год.

Фаворитизм стоил России очень дорого. Лишь десяти официальным фаворитам Екатерина заплатила девяносто два миллиона пятьсот тысяч золотых рублей.

Дороже всех ей обошёлся Потёмкин, получивший от императрицы более пятидесяти миллионов, за ним идут расходы на Орловых, обошедшихся казне в семнадцать миллионов рублей. Зубов сумел нахватать за свои семь лет более восьми с половиной миллионов.

Мало кто действительно послужил России, разве что князь Потёмкин, присоединивший Крым и Прикубанье. Остальные только набивали свои карманы, беззастенчиво пользуясь добрым расположением императрицы.

Но среди этого сонмища рвачей, хапальщиков и любителей поживиться был один человек, который вернул казне всё, что было на него потрачено, вплоть до бриллиантовых пуговиц и золотых табакерок.

Единственный среди этой толпы — Александр Ланской...

Тот же Корберон писал из Петербурга графу Верженну:

«Новый фаворит Корсак (таково, по-видимому, первоначальное имя этого лица) только что произведён в камергеры. Он получил 150 тысяч рублей, и время его возвышения, которое вряд ли будет продолжительным, будет по крайней мере блестящим для него и разорительным для государства. Эти бедствия, от которых страдает вся Россия, повторяются очень часто и вызывают ропот и недовольство в обществе, что могло бы иметь опасные последствия, если бы Екатерина II не была сильнее и предусмотрительнее всех, кто её окружает. Все ропщут глухо, но она продолжает царствовать, и в силе её духа — её спасение. На днях в одном русском семействе вычисляли, что стоил фаворитизм в настоящее царствование — общий итог достиг 43 миллионов рублей...»

А впереди ещё были фавориты, содержание которых обошлось в миллионы.

И лишь один из фаворитов, Александр Ланской, получивший за четыре года от императрицы семь миллионов двести шестьдесят тысяч рублей, множество драгоценностей, коллекции картин и камней, за два дня до своей смерти написал завещание, в котором отказывал всё своё имущество, подаренное Екатериной, государству. Ни один из других фаворитов не вернул казне ни копейки. А ведь Васильчиков за неполных два года отхватил сто тысяч серебром, пятьдесят тысяч золотыми вещами, дом с полной обстановкой по цене в сто тысяч, сервиз в пятьсот тысяч да ещё годовой пенсии двадцать тысяч и деревень с крепостными крестьянами — семь тысяч душ.

Год жизни Завадовского во дворце стоил Екатерине шесть тысяч душ в Малороссии, две тысячи душ в Польше, тысячу восемьсот душ в русских губерниях да ещё на восемьдесят тысяч рублей драгоценностями, сто пятьдесят тысяч при входе в апартаменты фаворита, тридцать тысяч на сервиз и десять тысяч рублей на пожизненную пенсию.

Нечего и говорить, каких расходов стоили все остальные фавориты.

И только Ланской возвратил государству все свои драгоценности, всех своих крестьян, даже бриллиантовые и перламутровые пуговицы со своих мундиров...

Кто же был такой этот бескорыстный молодой человек, явно выбивавшийся из общества, в котором жил, общества, для которого высшим мерилом жизни было богатство, деньги, имения, деревни с рабами?

Александр Ланской родился в семье мелкопоместного дворянина Дмитрия Артемьевича Ланского в Смоленской губернии, где семья едва сводила концы с концами в своём крохотном имении. С самого детства Александр, как и его брат Яков, были записаны в гвардию, и, пока они росли, им набирались чины по армейской службе, которую они и в глаза не видели.

Едва Александру исполнилось восемнадцать лет, как родитель отправил его в Петербург для несения военной службы. Воспитание Александр получил чисто провинциальное, небогатое, лишь хорошо говорил и писал по-французски.

В кавалергардском полку, куда прибыл Ланской для прохождения службы, к нему отнеслись очень хорошо. Высокий, красивый, он никогда не был надменен, дружил с товарищами по полку и при помощи высоких покровителей, одним из которых был граф Толстой, петербургский обер-полицмейстер, быстро продвинулся по служебной лестнице. Через полтора года он уже был капитаном полка. Честный, открытый, доброжелательный и трудолюбивый, Ланской усвоил те нормы нравственного порядка, которые всю жизнь проповедовал его отец. И потому он чуждался весёлых пирушек с полковыми товарищами, не знакомился с женщинами лёгкого поведения. Но он и не осуждал кавалергардов, в дружеском кругу рассказывающих о своих победах и пьяных оргиях..

В свои двадцать лет Ланской ещё не был влюблён, а только осторожно осматривался по сторонам, разыскивая ту, которой можно было бы отдать своё сердце.

Но увидел он не девушку семнадцати лет, не свою ровесницу, а императрицу Екатерину. И сразу упало его сердце. Ей уже было пятьдесят, ему едва за двадцать. Но она засияла перед ним лучезарной звездой, и больше уже никого он не хотел видеть.

Случайная встреча, случайное, издалека, знакомство. Но Екатерина запала в сердце, её величавость, её милостивое лицо он не мог забыть.

В кавалергардском полку, где он служил, было несколько красавцев, искавших встречи с императрицей и бросавших слишком смелые взгляды на императорский дворец. Большая честь, а главное, фортуна, богатство привлекали их. Почему бы не сбыться мечтам о славе и роскоши, почему бы не обратить внимание императрицы на свою красивую фигуру? Но и шепотки таких красавцев раздражали и смущали Ланского. Нет, не о деньгах и орденах грезил он, когда впервые увидел Екатерину. Он думал о том, как он стал бы любить её. И каких только прозвищ не давал он ей в своих мечтах, какими ласковыми словами не называл!

Издали, в роскошных парадных одеждах, в парче и золоте, она казалась такой обольстительной, такой красивой — таких женщин ещё не видел юный кавалергард. И он мечтал о ней днём и ночью, похудел, запали его огромные голубые глаза, потускнели его коралловые губы. Он жил любовью к этой женщине, которую видел лишь издали, на дворцовых парадах да в моменты выезда императорской кареты. Он любил фею — такой представала ему Екатерина в его мыслях.

Он всё ещё не был представлен ко двору и приставал к своему покровителю, другу юности отца, графу Толстому, чтобы тот, наконец, привёл его во дворец и представил Екатерине...

Вблизи императрица показалась Ланскому ещё более ослепительной. Она уже располнела, второй подбородок круглил её овальное лицо, но голубые глаза горели огнём и энергией, а роскошные каштановые волосы, которые она никогда не пудрила по моде тех лет, были забраны в высокую причёску, украшенную маленькой диадемой, и открывали высокий и широкий лоб. На этот парадный большой приём во дворце она надела простое платье, сшитое по русской моде, без громоздких фижм, а двойные рукава открывали взгляду её полные белые руки.

Александр только смотрел и смотрел на владычицу его мечтаний, ничего не видел вокруг и ничего не понимал.

Граф Толстой с низким поклоном приблизился к императрице и стал представлять ей Ланского. Он больше говорил о его добросовестной службе, о его усердии и стараниях на благо отечества.