Через два часа Мэн-Арди по совету своего «крестного отца» явился с визитом к графине де Блоссак. Его тут же проводили в гостиную.

Но каково же было его удивление, когда, переступив порог, он увидел в кресле Маталена, мирно беседовавшего с мадемуазель де Женуйяк.

Когда Годфруа вошел, маркиз встал, и взгляды их скрестились, как два стальных клинка.

– Ах! Это вы, мой дорогой Годфруа, – сказала мадам де Блоссак. – Присаживайтесь, дитя мое. Думаю, нет необходимости представлять вам господина де Маталена, который желает оказать нам большую честь.

– Что вы имеете в виду? – спросил Мэн-Арди, смертельно побледнев и оставшись стоять.

– Он намеревается войти в нашу семью.

Годфруа пошатнулся.

– Да, он явился, чтобы попросить руки Филиппины, которая знает господина маркиза и только о том и думает, чтобы стать его женой.

Мэн-Арди, все больше ощущая в душе подавленность, не проронил ни звука.

– Это предложение, – продолжала графиня, – для нас является еще более почетным в силу того, что маркизу, как и всему Бордо, наверняка хорошо известно о плачевном состоянии наших финансов, в результате которого через два месяца мы лишимся всего, даже этого дома.

На этот раз уже побледнел Матален.

– Что вы такое говорите, мадам! – воскликнул Мэн-Арди, которому сообщение об этой новой беде вернуло всю его смелость и красноречие.

– Банкротство – жестокая вещь, – продолжала мадам де Блоссак. – Особенно когда у тебя есть дети. Но что поделаешь? Все средства нашей семьи, равно как и состояние дядюшки Самуэля, мы доверили трем банкирам из Лондона, Амстердама и Венеции. И все трое, будто сговорившись, в одночасье разорились. Причем двое из них пустили себе пулю в лоб.

– Госпожа графиня, – сказал Годфруа, – мой отец богат, очень богат, и я думаю, что в точности выражу его чувства, если попрошу вас принять…

– Не торопитесь, дитя мое. Позвольте нам сначала разобраться с этой напастью. Что касается вас, господин маркиз, то наше согласие вы получили, теперь остается лишь уладить финансовую сторону, хотя я, к сожалению, подозреваю, что много времени это не займет.

Матален, онемевший точно так же, как перед этим Годфруа, поклонился и вышел.

Едва за ним закрылась дверь, как Годфруа бросился к графине, взял ее за руки и воскликнул:

– Мадам, дорогая мадам, неужели вашу семью постигло банкротство? Это невозможно! Как же мне вас жаль! Но, как я уже говорил, мой отец очень богат, привезенное им из Франции состояние его стараниями увеличилось в четыре раза и поверьте, шевалье не забыл, что своим нынешним благосостоянием он обязан вам.

– Удивительное сердце! – с улыбкой воскликнула графиня. – Ох! Вам не было нужды говорить эти слова – я и так все знаю…

– Но, мадам, я всего лишь неукоснительно выполнил свой долг…

– Нет, дитя мое, это нечто большее, чем долг, ведь вы совершенно позабыли о цели вашего визита. Как и о том, что Матален ушел отсюда, получив наше согласие.

– Нет, мадам, я все помню. Но если гнев и отчаяние на мгновение овладели моим сердцем, это еще не повод для того, чтобы забыть о том, что вы когда-то сделали для моего отца, которого я здесь представляю. Ведь шевалье де Мэн-Арди без колебаний отдал бы графине де Блоссак все свое состояние.

– Да нет же, Годфруа, нет, никакие мы не банкроты.

– Как это?

– Мой дядя не потерял ни единого су, он по-прежнему богат – как и я!

– Что тогда все это значит?

– Это значит, что через два часа, как я надеюсь, Матален сам откажется от руки моей внучки, за которой больше никто не даст никаких миллионов.

– Вы в этом уверены?

– Нет, но как я уже говорила, очень на это надеюсь. И тогда… я знаю одного молодого человека, очень робкого и застенчивого, когда речь идет о том, чтобы приоткрыть завесу над тайными добродетелями своего любящего сердца, но очень сильного и бесстрашного в сражении с бандитами и бретерами…

– Продолжайте же…

– Я знаю одного молодого человека, который, в свою очередь, тоже может попросить у меня руки юной девушки, не имеющей ни малейшего представления о том, что такое любовь.

– Ох, мадам графиня, не тешьте меня несбыточными надеждами! – воскликнул Годфруа, опуская глаза и еще больше краснея.

– Большой ребенок! Неужели я сама должна просить у вас руки для моей внучки?

– Но как же Матален?

– Скоро вам все станет ясно.

– А Филиппина?

– Ах! Моя бедная Филиппина. Она вбила себе в голову, что влюблена, но ее ждет жестокое разочарование. Хотя любовь здесь совершенно ни при чем, удар будет нанесен лишь по ее самолюбию.

– Вы мне обещаете?

– Она будет вашей женой.

Так они проговорили целый час. Годфруа, еще недавно вконец отчаявшийся, теперь пребывал на седьмом небе от счастья.

Но маркиз де Матален с отказом не торопился. Для того чтобы возвестить о нем графиню, ему понадобилось намного больше времени, чем ожидалось.

Последние сомнения у него отпали только на следующий день, когда в «Бордоском вестнике» появилось сообщение о том, что старый еврей Самуэль обанкротился после финансового краха его лондонского, амстердамского и венецианского банкиров. Бретер даже не подозревал, что оно было опубликовано только потому, что дез Арно заплатил за это кругленькую сумму.

Поэтому он снарядил к мадам де Блоссак своего верного Каде, предварительно вручив ему письмо следующего содержания:

Прочитав это послание, мадам де Блоссак, не скрывая радости, тут же отправила гонца к Годфруа, который потерял уже всякую надежду.

Затем придала лицу соответствующее выражение и велела позвать внучку. Филиппина прибежала, сияя от радости.

– Моя дорогая малышка, – обратилась к ней пожилая дама, – мужайся, у меня для тебя плохие новости.

Юная девушка побледнела.

– Речь пойдет о маркизе? – воскликнула она.

– Да, дитя мое. Этот человек оказался тебя не достойным.

– Бабушка, – дерзко ответила Филиппина, – это еще надо доказать.