Как только Зина ушла, Величко повесил на шею массивный крест, взял завернутый в парчу требник и вышел из дому. Он торопился к связному от подполья. Если его сейчас остановят, он скажет, что идет причащать умирающего.

Но его никто не остановил…

Спустя два дня на квартиру, где жил Шрагин, отправилась Юля. Это было опасное поручение, потому что дом Шрагина был, конечно, под наблюдением и посыльный мог быть схвачен.

Было решено, что утром Юля снова пойдет в СД и еще раз поскандалит там по поводу того, что ей не дают работу. А потом она пойдет на квартиру Шрагина, и, если там ее схватят, она скажет, что в приемной СД ее попросила сходить сюда незнакомая женщина. Да и все-то поручение — попросить снести в тюрьму передачу Шрагину. Все носят…

Дверь открыла Лиля. Она не узнала в Юле той, которой она однажды ночью передала свою подругу Раю.

— А мы с вами знакомы, — решила напомнить ей Юля. — Помните, я вашу подружку однажды спасла?

— Извините, темно тогда было, — смущенно пробормотал Лиля и вдруг испуганно спросила: — Так вы от Раи?

— Нет, я от Шрагина, — ответила Юля.

Лиля сделала шаг назад, и в это время в переднюю вышла Эмма Густавовна.

— Что здесь происходит? Кто это? — раздраженно спроси старуха.

— Она пришла от Игоря Николаевича, — тихо произнес Лиля.

— Ему надо помочь, — сказала Юля. — Передачу в тюрьму снести.

— Почему это мы должны ему помогать? Кто он нам? Что он нам принес, кроме беды? — закричала Эмма Густавовна, не обращая внимания на протестующие знаки дочери.

— Он же в тюрьме сидит, — укоризненно сказала ей Юля. — Голодают там люди.

— Вы что хотите? Чтобы и нас туда упрятали? — продолжала кричать старуха. — Убирайтесь отсюда! С меня довольно горя без вас! — Эмма Густавовна распахнула дверь на улицу. — Убирайтесь! Слышите? Убирайтесь! Иначе я позову полицию!

— Ну и люди же вы! — с ненавистью сказала Юля и выбежала из квартиры.

Эмма Густавовна и Лиля вернулись к прерванному завтраку, но еда не шла им в горло, и они долго сидели молча, не глядя друг на друга.

— Я снесу ему передачу, — тихо сказала Лиля.

— Ни за что! — взвизгнула Эмма Густавовна. — Ты сошла с ума! Сделать такое, когда все решено с твоей поездкой в Германию! Ты подумай только! Может, наконец, лопнуть терпение у доктора Лангмана.

— Я снесу, — повторила Лиля.

Эмма Густавовна вдруг решительно сказала:

— Ладно, твоя жизнь впереди, а моя уже окончена. Я снесу сама.

И действительно, на другой день Эмма Густавовна явилась в тюрьму. Она стояла в очереди к окошечку тюремщика с таким: видом, что никто не решался с ней заговорить. Сама она боялась прикоснуться к этим людям, будто они были прокаженные.

Тюремщик принял от нее сверток, проверил его содержимое и спросил:

— Записка есть?

— Нет и не будет, — с гордым достоинством ответила Эмма Густавовна.

Тюремщик глянул на нее удивленно.

— А кому передача-то?

— Некоему Шрагину.

— От кого?

Эмма Густавовна молчала. Лицо ее покрылось красными пятнами.

— Ну, говорите же — от кого, я записать должен, — грубо торопил ее тюремщик.

— От знакомых, — еле слышно произнесла старуха.

— Ответа ждать будете?

— Нет, нет, — Эмма Густавовна отшатнулась от окошечка и быстро вышла из тюремной канцелярии.

Она вернулась домой взвинченная до предела. Всю дорогу она репетировала сцену, которую собиралась устроить дочери за те унижения, через которые она ради нее прошла. Но дома оказался Лангман. Поздоровавшись с ней, он сказал:

— Вы очень хорошо и разумно поступили.

— Я не такая плохая, как думают некоторые, — мгновенно перестроилась Эмма Густавовна, кивнув на дочь, и ушла в свою комнату.

Лиля проводила ее недоумевающим взглядом.

— Мне очень жаль Шрагина, — сказал Лангман. — И я не очень доверяю канцелярии Релинка. Но все же, кажется, господин Шрагин действительно запутался в грязных делах.

— Что вы называете грязными делами? — спросила Лиля.

— То, к чему я и вы не имеем никакого отношения, — ответил Лангман, спеша разрядить обстановку.

— Вы в этом уверены? — с непонятным Лангману вызовом спросила Лиля.

— Право же, мы говорим не о том… — Лангман взял Лилю за руку — Я пришел сказать вам, что наконец все у нас в порядке. Путевка уже получена. Мне дают отпуск на десять дней специально для устройства наших дел. Словом, вы увидите чудесную весну в наших краях. И давайте говорить об этом…

В тюрьме, как и в других тюрьмах, действовал особый уклад жизни, который всегда устремлен к одной общей для всех заключенных цели — преодолеть тюремные стены. Это преодоление иногда происходит в прямом смысле — заключенные совершают побеги. Но чаще оно означает просто устранение разобщения. Не бывает таких тюремных тайн, которые остались бы для заключенных нераскрытыми, только это происходит медленно. Разгадка тайны складывается из еле приметных крупиц узнавания, и этот процесс длится недели, месяцы, а иногда и годы.

Уже через три дня после перевода в тюрьму Шрагин знал, что вместе с ним здесь находятся Дымко, Назаров и Григоренко. Он знал, что Григоренко лежит в тюремном госпитале. Когда пришла с воли первая передача и тюремщик без всяких объяснений буркнул «от знакомых», Шрагину хотелось думать, что передачу несла Лиля и что это сигнал надежды: она пытается установить с ним связь и посильно помочь ему. Но потом долго передач не было.

В камере, где сидел Шрагин, было еще семнадцать человек — народ самый разный. Соседом Шрагина по нарам оказался какой-то младший чин из гражданских полицаев. Напившись, он застрелил на улице немецкого офицера. Его заподозрили в принадлежности к подполью, а он даже не помнил, как убил того офицера. После каждого допроса он все больше приходил в ярость и однажды сказал Шрагину: «Жалею, что убил только одного гада…»

Шрагин решил, что полицай — подсаженный к нему провокатор, и не верил ему.

Другим соседом был тихий мертвенно-бледный, флегматичный парень, он обвинялся в ограблении интендантского склада. Ровным печальным голосом рассказывал он Шрагину: «У меня битьем вырвали признание, что я это ограбление совершил по приказу красного подполья. Теперь осталось только ждать, когда к стенке поставят…»

Однажды ночью Шрагина осторожно разбудил сосед-полицай и, прижавшись ртом к его уху, прошептал:

— Белобрысая тихоня — ихняя собака, подсадка, одним словом, учти.

Шрагин промолчал.

Утром полицая расстреляли. А тихий парень продолжал ждать своей стенки и все так же грустно пересказывал свою историю