Идея появления термоядерного оружия, в тысячи раз более мощного, чем ядерное оружие (и в конечном итоге более дешевого и более массового), витала в головах ученых, занятых в Манхэттенском проекта, с самого начала. Некоторые из них видели в нем более сложную и увлекательную перспективу, неизбежную и желательную. Другие – опасность, которую необходимо предотвратить (к сожалению, им это не удалось).

Как бы то ни было, в тот же самый момент – фактически в тот же день в июле 1942 г., – когда главные теоретики Манхэттенского проекта представили идею водородной бомбы, они увидели возможность появления пусть маловероятной, но невообразимо более серьезной угрозы для жизни на планете. Втайне от других они приняли этот риск.

Эта малоизвестная история (она будет изложена в следующей главе) раскрывает кое-что связанное с реальным принятием решений в условиях неопределенности на высоком уровне, особенно за завесой секретности, момент, который мы, как люди, по понятным причинам не хотим видеть в наших лидерах. Она показывает изначальную готовность лидеров ядерных сверхдержав идти на риск ядерной катастрофы – готовность принять маленький, а иногда и не слишком маленький, риск всеобщей катастрофы. Эту новость определенно нельзя назвать обнадеживающей.

Как мы видели, создание ядерной машины Судного дня было связано с готовностью рассматривать города в качестве законных целей для уничтожения. Наша союзница Великобритания полностью приняла эту идею еще в 1942 г., а американские лидеры и ВВС США – в 1945 г. Однако для разработки и использования такой машины требовалась еще готовность, по крайне мере части определенных представителей человеческого рода, принять огромный, даже невообразимый риск, выходящий далеко за пределы потенциального «уничтожения целого государства». И такая готовность была продемонстрирована еще до первого испытания атомной бомбы на реальной цели.

В конце зимы 1941 г. Энрико Ферми поделился с Эдвардом Теллером своими соображениями насчет возможности создания термоядерной бомбы в тысячи раз более мощной, чем ядерная бомба, к разработке которой они собирались приступить. Чтобы заставить атомы самого легкого элемента, водорода, сливаться с выделением огромного количества энергии, требовалась чрезвычайно высокая температура. В недрах Солнца термоядерная реакция поддерживается за счет выделяющегося тепла и давления внутри самого светила. На Земле, если это вообще возможно, для инициирования слияния атомов водорода требуется огромное количество тепла и высокое давление. Так вот, необходимые условия может создать атомная бомба, в которой энергия выделяется в результате распада, или деления атомов тяжелого элемента урана.

После этого разговора с Ферми Теллер загорелся идеей, которая больше не отпускала его. Новое увлечение настолько захватило Теллера, участвовавшего в Манхэттенском проекте, что Роберт Оппенгеймер открыл для него отдельное направление «будущее супероружие». Теллер ушел в него с головой и до конца войны мало что сделал для реального проекта создания атомного оружия.

На второй день первого совещания по Протоманхэттенскому проекту, 7 июля 1942 г.{204}, в запертой аудитории Калифорнийского университета в Беркли с плотной проволочной сеткой на окнах для защиты от нежеланных гостей Теллер демонстрировал на доске свои расчеты, связанные с процессом, который мог инициировать реакцию синтеза в термоядерной бомбе.

Прежде всего он описал процесс, понятный, в принципе, всем присутствовавшим, который начинался с деления одного ядра U-235 под действием одного нейтрона, сопровождавшегося испусканием двух и более нейтронов. Такое деление инициировало цепную реакцию, которая в течение миллисекунд приводила к взрыву в тысячи раз более мощному, чем взрыв тонны тринитротолуола. Это был конечный результат основного проекта.

Однако идея презентации Теллера, зародившаяся после его разговора с Ферми, заключалась в расчете количества тепла, которое выделялось в результате этого процесса. Он намеревался показать, что его хватит для преодоления сопротивления и инициирования слияния двух или более атомов водорода, которое приведет к выделению в тысячи раз большей энергии (в миллион раз большей, чем при взрыве тринитротолуола). Цифры на доске подтверждали это.

Собравшимся, впрочем, они говорили еще кое о чем, на что Теллер сам быстро указал. Ученые смотрели на каракули на доске, ошарашенные догадкой. При такой высокой температуре, более высокой, чем в центре Солнца, должны сливаться не только атомы водорода. При ней кулоновский барьер должны преодолевать не только атомы водорода в воде, но и атомы азота в воздухе. Она должна практически мгновенно зажечь водород в океанах и превратить в пламя воздух вокруг земного шара. Земля должна вспыхнуть меньше чем за секунду и навечно превратиться в безжизненную глыбу.

Никто из ученых, собравшихся в Беркли, не сомневался в теоретической осуществимости ядерного взрыва. Проблемы, которые, возможно, и не удастся преодолеть вовремя для практического использования во Второй мировой войне, были чисто техническими: например, никто не знал, можно ли удержать массу достаточно долго, чтобы цепная реакция привела к полномасштабному взрыву. Теперь же оказалось, что технические сложности создания бомбы – не главная проблема. Их преодоление могло обернуться не самой хорошей идеей.

Они начали проверять расчеты Теллера. Ошибку нашли довольно быстро. Он упустил критически важный фактор: передачу тепла атмосфере. Однако внесенные исправления не устранили возможности возникновения реакции, вызвавшей опасения.

Среди присутствовавших на презентации находился Ханс Бете, самый проницательный теоретик в группе, который впоследствии получил Нобелевскую премию за работу по термоядерным реакциям на Солнце. Опираясь на интуицию, он считал, что такой результат «невозможен».

Другие, однако, не были уверены в этом. («Уверенность, – писал Нуэль Фар Дейвис об этом эпизоде, – состояние ума{205}, которое не зависит от чужих расчетов».) Выдающийся физик-экспериментатор Ферми, в частности, не разделял уверенности Бете. В конечном итоге Оппенгеймер решил, что нужно немедленно уведомить об этой опасности Артура Комптона, который отвечал за проект в целом. Пока же в спорах следует поставить точку. Комптон отдыхал в это время с семьей на озере в штате Мичиган. Оппенгеймер связался с ним по телефону и взволнованно сказал, что им необходимо срочно увидеться, но сообщить о причине он не может. Они договорились, что Оппенгеймер приедет ближайшим поездом. (Ученым, участие которых было принципиально важно для проекта, было запрещено пользоваться самолетами по соображениям безопасности.) Что произошло дальше, Комптон описывает в своих мемуарах: