Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я думаю об этом всю консультацию, не могу избавиться от воспоминаний о недобром взгляде, затираю его в памяти другим взглядом – серым, горячим и обещающим. Слушаю куратора, который, несмотря на все сомнения насчет учредителя конкурса, не спешит отпускать меня и с интересом обсуждает важные детали в проектировании Экспоцентра.
– Хорошо, Анастасия, на сегодня закончили. Отличное решение! Жду вас у себя в пятницу со всеми внесенными в проект изменениями.
– До свидания, Юрий Васильевич…
Я давно посматриваю на часы, думая о словах Стаса. Неужели и правда ждет? Выхожу из кабинета, колеблюсь всего секунду, прежде чем достаю телефон и набираю его номер.
Он тут же взволнованно отвечает. Или мне только так кажется, потому что очень хочется услышать голос. Его голос, а не тот, что упреком шевелится в груди.
– Стас, это я.
– Привет, Эльф. Ты уже освободилась?
– Да.
– Я рядом, буду через минуту. Настя! – когда я уже собираюсь отключить звонок. – Ты что-то хочешь? Скажи!
– Нет, – я улыбаюсь, догадываясь, о чем он говорит. Удивляясь, как по-новому для меня звучат его слова. Чувствуя за ними что-то щемяще-нежное, тихой радостью овеявшее душу.
Хочу, но только тебя. Мысль откровенная и полна искреннего желания, и так хочется произнести ее вслух.
Я оставляю двери учебного корпуса, сбегаю со ступеней крыльца и иду по парковой аллейке в сторону автомобильной парковки едва ли не так же быстро, как убегала сегодня утром. Издалека выискиваю глазами высокую, крепкую фигуру темноволосого парня с такими пронзительно-серыми глазами, которые, увидев однажды, – уже не забыть. Когда-то они сверкали ненавистью, но даже тогда, пять лет назад, мое сердце видело в них особый свет и тянулось к нему вопреки всему.
Вот и сейчас этот свет встречает меня, но Стас никогда не умел играть, и в его взгляде я угадываю озадаченность и беспокойство. Замедляю шаг, предчувствуя неладное, наблюдая, как он заканчивает с кем-то телефонный разговор, прячет «Айфон» в карман и, обойдя автомобиль, распахивает для меня дверь… Несмотря на волнение, напрягшее широкие плечи, пробует улыбнуться.
Да, я всегда знала, что он может быть другим.
– Ну вот, Эльф, ты и вернулась. У нас все получилось, и я не против попробовать снова.
Я останавливаюсь, отвожу от лица брошенные ветром на щеки волосы, чтобы взглянуть на него.
– Стас, что-то случилось? – спрашиваю, отмечая про себя, что с моим вопросом улыбка сходит с его губ, возвращая линии рта привычную твердость.
– Все живы-здоровы, насколько мне известно. Но, Настя… – он не хочет отвечать, и все же колебаться не в его правилах. – Прежде чем мы вернемся в Черехино, ты должна узнать. У нас гости.
За все то время, что я пробыла в доме мачехи с момента моего возвращения, в нем никто не появлялся, кроме Арно. Но я помню слова мамы Гали, обращенные к сыну, и догадываюсь, кто бы это мог быть:
– Твои друзья?
Но Стас качает головой.
– Нет, напротив. Кажется, твои родственники.
– Мои… кто?
Мне даже не удается скрыть удивления.
– Мать звонила. Они приехали только что. Сам ничего в толк взять не могу. Понял только, что она пустила их в дом.
Услышанная новость кажется нелепицей, и я невольно улыбаюсь, отказываясь верить в подобное предположение.
– Стас, но это же ерунда какая-то. Бабушка умерла зимой, мамы давно нет. У меня есть только отец и вы. Больше никого.
– Мы можем не возвращаться в Черехино сейчас. Хочешь?
Хочу ли я избежать встречи с чужими людьми? Конечно. Отцу лучше знать, кто нам родственник, а кто нет. Не думаю, что он стал бы что-то скрывать от мамы Гали.
Мое сердце вдруг обрывается, когда я вспоминаю о Егоре. Последние два дня я не звонила и не говорила с ним, так неужели он решился… Нет, не может быть. Он не мог приехать. Да и зачем? Когда я сама…
– Нет, – я качаю головой, холодея душой. – Давай вернемся домой. Пожалуйста. Я хочу знать, кто это.
– Хорошо.
Стас помогает мне сесть в машину и садится сам. Мы едем молча и только у ворот дома, заглушив мотор, он неожиданно находит мою руку, чтобы сжать пальцы и поймать отозвавшуюся на его прикосновение дрожь.
– Настя…
– Да, – я снова смотрю в серые глаза, и все беспокойство, охватившее меня, тут же отходит на второй план.
– Я понимаю, что, возможно, сейчас не время и тебе не до того, но… Пожалуйста, возьми, они твои.
Цветы. Бело-розовый букет орхидей. Очень нежный и красивый, оказавшийся вдруг на моих коленях. Внимание, так не похожее на Стаса. А может, я просто недостаточно хорошо его знаю.
Он словно читает мои мысли. Те вопросы, что я и сама себе боюсь озвучить.
– Никому, Эльф, – легко касается подбородка пальцами, заставляя посмотреть на него… и роняет руку, сжимая ее в кулак. – Никогда. Только тебе.
Кажется, мы оба смущены и не можем подобрать слова. Что-то витает между нами на самой поверхности, что-то тонкое и ранимое, такое же влекущее, как аромат орхидей. Живое и трепетное, что притягивает наши взгляды и лица навстречу друг к другу… и вдруг болезненно сжимается, когда где-то близко хлопает автомобильная дверь.
Незнакомый мужчина склоняется над приспущенным стеклом со стороны водителя и тычет в окно незажженную сигарету.
– Эй, парень! Дай прикурить. Хозяин зажигалку забрал, а мне еще торчать здесь неизвестно сколько. Подохну ж без курева. Ой, девушка! Простите! – спешит извиниться, заметив, как я отпрянула от Стаса. – Я вас прервал, да? Черт, неловко-то как.
Мне тоже неловко под чужим взглядом, а еще досадно. И губы ноют, оттого что не дотянулись, не встретили, не получили.
– Не курю, мужик. Отвали!
Если разочарование умеет говорить, то сейчас оно кричит в два голоса, и мужчина, глядя в лицо Стаса, ставшее жестким, ретируется, поднимая руки.
– Понял, ребята! Виноват, ухожу.
У ворот стоят два незнакомых автомобиля представительского класса, и Стас хмуро оглядывает их, провожая меня к крыльцу.
– Не нравится мне это, Эльф, – замечает, в неосознанном жесте защиты приобняв за плечи, когда я настороженно прислушиваюсь к голосам, раздающимся в доме, отмечая среди них мужские, – не вяжутся такие тачки с твоей родней из Дальнего Бура и Батей. Может, обознался кто. В жизни все бывает.
Да, бывает. И в этот момент я почти уверена, что так и есть.
Они стоят в гостиной – мачеха и отец. Оба напряженные, вытянутые, подобравшиеся. В просторной комнате кроме родителей я замечаю двоих мужчин и худощавую женщину лет шестидесяти, присевшую на диван. И первый же брошенный на нее взгляд говорит мне, что мы со Стасом ошиблись. Не обознались. Знакомые черты, которые я так часто вижу в своем отражении и на фотографиях мамы, легко угадать даже сквозь мелкую сеть морщин, укрывшую ее холодное, но все еще красивое, холеное лицо.