– Я не обидела, он сам ушел.

– Как так? С пустого взял и ушел? А чего тогда полчаса в прихожей топтались? О чем говорили-то?

– Я сказала ему, что хочу остаться просто друзьями. Что, наверно, не смогу полюбить.

Я знаю, что бабушка расстроится. Снова будет смахивать слезы и вздыхать из-за мальчишки, которого за столько лет полюбила как родного. Я так долго подбирала для Егора слова, чтобы не обидеть, но все равно обижаю самых близких мне людей и чувствую себя ужасно.

– Что? Так и сказала?!

Бабушка всплескивает руками. Моя обычно спокойная бабушка вдруг взволнованно и сердито вздыхает:

– Господи! Да что с тобой, Настя? Чего уперлась лбом? Какую такую тебе любовь подавай? Ты оглянись вокруг, где парня-то лучше найдешь?!. Нет, даже думать не хочу! Куда я тебя одну оставлю? Кому оставлю? Я Галю уважаю, не думай, но чужой ребенок – он и есть чужой. И не спорь! Уж я-то жизнь получше твоего знаю! Да такого, как Егорка, – днем с огнем не сыщешь! Родители – приличные люди. Сам парень – будущий военный, вон и машина своя уже есть. Единственный сын! Да ты с таким никогда не пропадешь! И любимой будешь, и с уважением, и в достатке! А любовь из книжек выбрось из головы! Сама промаешься и Егора потеряешь!

– Не могу я, ба. Не хочу.

Сказать получается упрямо, и бабушка хватается рукой за сердце. Я тут же спешу помочь ей присесть, бегу на кухню за водой, лезу в аптечку за каплями и прошу не расстраиваться. Пожалуйста, пожалуйста, только не расстраиваться, иначе снова будет приступ и «Скорая». Я все сделаю, как ты хочешь.

– Так разве ж я для себя хочу, глупая? Чего мне, старой, надо? Недолго уж осталось, чувствую. Я же себе на том свете места не найду! Буду за тебя, былиночку свою неустроенную, переживать!

Этот день мы назначили два года назад, когда Егор в который раз сказал, что любит, а бабушка прослезилась. Тогда я сторонилась его, не могла избегать, но нагружала себя занятиями и учебой, и он пришел в наш дом с родителями и цветами. Как снег на голову огорошив предложением.

– Настя, конечно, не сейчас! Ну, чего испугалась? Я понимаю, что у тебя учеба и мы еще молоды, но я хочу, чтобы Нина Ивановна была спокойна. Сейчас ей это нужно больше, чем нам!

И снова глаза горят счастьем и ожиданием, а душа срывается в пропасть. Потому что разбить чье-то хрупкое счастье легко и от этого страшно, а свое не собрать из осколков.

Моей вины не было в том, что я не любила Егора. Любила, как друга – нежно, с благодарностью за наше общее прошлое, но сердце молчало, когда он целовал меня. Вот и сейчас с такой надеждой прижал к себе, что не нашлась, что сказать. И расплакалась от бессилия, закрыв лицо руками, когда вместо голубых глаз увидела серые глаза Стаса. Уколовшие укором в самое сердце.

Сердце, которое, несмотря ни на что, продолжало любить того, кто о нем забыл.

Бабушка была счастлива, и я так и не смогла сказать Егору «нет» ни через месяц, ни через год.

Друг. Всегда только друг. Время шло, а сердце отказывалось чувствовать и отвечать. Забывать. Оно по-прежнему принадлежало другому.

– Ты моя девушка, Настя. Это нормально, если мы станем близки. Я не предам тебя, ты же знаешь.

– Давай не сейчас, Егор.

– Пожалуйста, Егор, я не хочу.

– Егор, может быть, в следующий раз. Не сегодня и не завтра. Извини.

И всегда неизменное:

– Хорошо, Настеныш, я подожду. Но однажды это все равно случится.

И только когда приезжает мачеха или я уезжаю с ней – я могу отдохнуть душой и свободно вздохнуть. Забыть о данном обещании. Я знаю, она ему не нравится. Не нравится дистанция, которую я держу между ними, не подпуская к ней. Ничего не рассказывая и не обсуждая. Потому что этого человека я не хочу делить с Егором. Он только мой.

– Настя, Нина Ивановна умерла, ты не можешь жить одна.

– Я не одна, у меня есть мама Галя.

– Настя, брось! Она мачеха, она не здесь, и она не будет возиться с тобой вечно! Эта твоя учеба во Франции…

– Ты знаешь, что я хотела там учиться, и очень благодарна ей за такую возможность.

– Но ты так надолго уезжаешь. И так редко звонишь.

– Почти каждый день.

– Я! Это я звоню тебе почти каждый день! А ты занята, всегда занята для меня!

– Нет, это не так, Егор.

Но это так. Это на самом деле так. Я и сама не заметила, как стала избегать звонков. Расстояние всегда дает мне возможность дышать.

– Послушай, Егор, так больше нельзя. Это неправильно. Я пыталась, я честно пыталась…

– Перестань! Не хочу ничего слышать! Ты полюбишь меня, как только станешь моей. Я все для этого сделаю. Ты уже любишь меня.

– Конечно, я люблю тебя, Егор, но люблю душой, а сердце…

– А что сердце? Оно откликнется. Настеныш…

И снова губы накрывают мои, а сердце молчит. Не отзовется. Сжимается болезненно, словно преданное. И тоска щемит грудь.

Как я не люблю эти поцелуи. И руки. Никогда не разрешаю им трогать меня.

– Настя, – такое одурманенное в шею, – ну почему? Сколько можно ждать? Я хочу тебя. Ты моя.

Не твоя.

– Нет. Не могу. Пожалуйста, Егор, не сейчас…

И чем ближе приближается дата, когда мы с Егором должны будем подать заявление, тем мятежнее себя ведет сердце. Мучает мыслями, рвется к тому, кто когда-то причинил ему боль, но надежно привязал к себе.

Кто выбирает за нас, кого любить? Почему это чувство одним дарит счастье, а другим муку?

Я могла себе лгать, казаться сильной и повзрослевшей, уговаривать, что наши жизни со Стасом, однажды пересекшись, разошлись, но не проходило и дня, чтобы я не вспоминала о сводном брате.

Близость Егора теперь душила меня. Никогда бы не подумала, что могу так ужасно чувствовать себя рядом с другом, с которым прошло детство. Я не вернулась к нему из Франции, и это оказалось для него сюрпризом. Он не ожидал, но я выпросила время.

Я хотела жить в городе, где жила моя мачеха и отец, а у него не было права запретить мне.

Небо словно прорвало. Молния рассекает тучи у самой кромки леса, и раскат грома прокатывается поселком, заставляя меня остановиться и поднять лицо навстречу ливню. Навстречу холодным струям, забившимся в асфальт у ног, своим нечаянным, стремительным падением прервавшим мое бегство.

Я прижимаю руки к груди, только сейчас заметив, что в них так и остался букет орхидей. Первые цветы, подаренные Стасом. Нежные, примятые стихией розовые лепестки, как мое первое чувство к нему.

В этот миг я понимаю то, что сердце знало давно – я никогда не вернусь к Егору. Никогда. Даже если останусь одна. Даже если предам обещание, данное бабушке.