Это представление о действиях противника было основано на донесениях Ренненкампфа, а поскольку он не имел соприкосновения с немцами со времени боя под Гумбиненом, сообщения об их передвижениях были чистейшим вымыслом.

Теперь уже, однако, Самсонов понял, исходя из данных о железнодорожных перевозках и другой разведывательной информации, что перед ним была не отступающая, а передислоцировавшаяся армия, шедшая с ним на сближение.

Поступали сообщения о концентрации новой группировки противника — это был корпус Франсуа — против его левого фланга. Сознавая опасность, нависавшую слева, Самсонов послал к Жилинскому офицера, чтобы объяснить необходимость поворота армии на запад вместо продолжения движения на север. С презрением тыловика к фронтовику Жилинский принял это предложение за желание перейти к обороне и «грубо» ответил офицеру: «Видеть противника там, где его нет, — трусость. Я не разрешу генералу Самсонову праздновать труса. Я настаиваю на том, чтобы он продолжал наступление».

Его стратегия, как сказал один из коллег, походила на игру в «поддавки», целью которой является потеря одной стороной всех своих шашек.

В ночь на двадцать пятое августа, как раз тогда, когда Людендорф отдавал распоряжения, Самсонов расставил свои силы. Центр, состоявший из XV и XIII корпусов генералов Мартоса и Клюева, вместе с дивизией генерала Кондратовича из XXIII корпуса должны были осуществлять главное наступление на линию Алленштейн — Остероде. Левый фланг армии предстояло удерживать I корпусу генерала Артамонова при поддержке еще одной дивизии XXIII корпуса. На восьмидесяти километрах одинокий VI корпус прикрывал правый фланг.

При слабой разведке, осуществляемой русской кавалерией, Самсонов не знал, что корпус Макензена, который видели бегущим в панике с полей Гумбинена, переформировался и, идя форсированным маршем, вместе с корпусом фон Белова приближается к его правому флангу. Сначала Самсонов распорядился, чтобы VI корпус удерживал свои позиции «с целью прикрытия правого фланга армии», а затем передумал и приказал ему «идти полной скоростью» и поддержать наступление центра на Алленштейн.

В последнюю минуту, утром двадцать шестого, приказ этот был отменен и восстановлен в силе предыдущий, о прикрытии правого фланга. Но к этому времени VI корпус уже был на марше, двигаясь к центру.

Далеко в тылу русское верховное командование предчувствовало беду.

Двадцать четвертого августа военный министр Сухомлинов, который до этого не беспокоился о том, чтобы строить оружейные заводы, поскольку не верил в огневую силу, писал генералу Янушкевичу, безбородому начальнику Генерального штаба:

«Ради Бога, распорядитесь, чтобы собирали винтовки. Мы отправили сербам сто пятьдесят тысяч, наши резервы почти исчерпаны, а производство очень незначительно».

Хотя некоторые военные от излишнего пыла и провозглашали «Вильгельма — на Святую Елену!», общее настроение в верхах было невеселым.

Они вступили в войну без уверенности и до сих пор не приобрели ее. Слухи о пессимистических настроениях в Генеральном штабе достигли французского посла в Петербурге. Двадцать шестого августа он узнал от Сазонова мнение Жилинского, что «наступление в Восточной Пруссии обречено на провал». Говорили, что Янушкевич согласен с ним и решительно возражает против наступления. Генерал Данилов, заместитель начальника Генерального штаба, настаивал, однако, на том, что Россия не может подвести Францию и должна наступать, несмотря на «несомненный риск».

Данилов был вместе с великим князем в ставке в Барановичах. Спокойное место в лесу, где ставка находилась в течение года, было выбрано потому, что Барановичи стояли на стыке северо-южной железной дороги с главной линией Москва — Варшава. Отсюда производилось руководство обоими фронтами, германским и австрийским. Великий князь со своей свитой, старшими офицерами Генерального штаба и союзными военными атташе, жил и ел в вагонах, потому что оказалось, что дом, предназначенный для верховного главнокомандующего, находился слишком далеко от дома начальника станции, где разместились оперативный и разведывательный отделы. Для защиты вагонов от солнца над ними были возведены навесы, а также проложены деревянные тротуары, в станционном саду устроен легкий павильон с занавесками, где летом была столовая.

Все было просто, за удобствами не гнались. Помехой являлись только низкие двери, входя в которые очень высокий великий князь всегда набивал шишки. Поэтому все притолоки белели наклеенными бумажками, чтобы обратить его внимание и заставить вовремя нагнуться.

Данилов был обеспокоен очевидной потерей Ренненкампфом контакта с противником и плохой связью, в результате чего Жилинский не знал толком, где же находятся армии, которые также не знали о местонахождении друг друга. Когда ставке стало известно, что Самсонов двадцать четвертого — двадцать пятого августа столкнулся с противником и собирался возобновить бой, беспокойство по поводу того, что Ренненкампф не сможет замкнуть вторую часть клещей, значительно возросло.

Двадцать шестого августа великий князь посетил Жилинского в его штабе в Волковыске, требуя, чтобы Ренненкампф двинулся вперед. Начав свое неспешное преследование, Ренненкампф прошел через позиции на Ангеранне, которые 8-я армия покинула, передислоцировавшись на юг. Следы поспешного отхода подтвердили его мнение о разбитом противнике. Как вспоминает один из офицеров его штаба, Ренненкампф считал, что стремительное преследование врага ошибочно, так как он тогда слишком быстро отойдет к Висле и Самсонов не сможет его отрезать. Ренненкампф не предпринял никаких усилий, чтобы следовать за противником достаточно близко, не теряя его из виду, но это совсем не тревожило Жилинского, который легко согласился с вариантом Ренненкампфа.

В приказе, направленном Жилинским Ренненкампфу на следующий день после посещения великого князя, указывалось, что 1-я армия должна преследовать врага, который, как считалось, все еще отступает, и принять меры против возможной германской вылазки из кенигсбергской крепости на ее фланге. Предполагалось, что блокирование Кенигсберга будут производить шесть резервных дивизий, но они еще не подошли. Теперь Жилинский предписывал Ренненкампфу обложить Кенигсберг силами двух корпусов, пока не прибудут резервные дивизии, и организовать «преследование остальными силами армии той части войска противника, которая, не укрывшись в Кенигсберге, стала бы отступать к Висле». Предполагая, что противник отступает, Жилинский не мог представить себе, что немцы угрожают Самсонову, и не заставил Ренненкампфа поторопиться, чтобы соединиться с правым флангом Самсонова, как вначале планировалось. Он только сообщил ему, что «совокупные действия» 1-й и 2-й армий должны быть направлены на то, чтобы отжать отступающих германцев от Вислы к морю. Но поскольку обе русские армии не находились ни в соприкосновении друг с другом, ни двигались друг к другу навстречу, слово «совокупные» было вряд ли уместным.

Утром двадцать шестого августа VI корпус русских начал свой марш к центру, не зная, что действует по уже отмененному приказу. Одна из дивизий находилась в движении, когда в другой получили известие, что противник обнаружен в десяти километрах к северу позади от нее.