Необычные эффекты. Вернемся назад, к некоторым сверхнормальным способностям, разобранным в предыдущих главах. Замечательна не просто способность подавлять боль, но способность тела загипнотизированного не кровоточить при уколе, не покрываться пузырями при ожогах. И опять же, был проведен эксперимент, в котором загипнотизированным говорят, что из всего диапазона звуков они не будут слышать тон определенной частоты (575 Hz). Когда звук с этой частотой громко раздавался возле их уха, они не показывали никакой измеряемой физиологической реакции. Я призываю любого незагипнотизированного человека попробовать проделать такие вещи, а также и другое. И конечно же, мне неизвестно ни об одном из таких экспериментов, которые показали бы возможность проявления хотя бы одного из этих эффектов в иных условиях.

Постгипнотическое внушение. Если объект демонстрирует изменения в поведении после гипнотического сеанса, когда гипнотизера больше нет и испытуемый не знает, что за его поведением ведется наблюдение, то разве может гипноз быть уловкой, исполнением роли или желанием понравиться?

Трансовая логика. В повторяющихся экспериментах брали незагипнотизированньгх испытуемых контрольной группы («симулянтов») наряду с полностью загипнотизированными объектами («реальными»); при этом особые формы сновидческого мышления показывали реально загипнотизированные, а не другие, хотя им и говорилось, чтобы они вовсю старались симулировать грансовую логику. Например, каждому велели «видеть» сидящую фигуру на заданном стуле в комнате. И те и другие это делали, и те и другие описывали фигуру одинаково живописно. Но когда их просили описать спинку стула, то симулянты говорили, что не могут видеть спинку стула, так как на стуле кто-то сидит; однако у львиной доли «реальных» не возникло никаких затруднений в описании спинки стула. Противники гипнотического состояния старались объяснить эту разницу тем, что «реальные» в отличие от симулянтов были вовлечены воображением в поставленную перед ними задачу, однако это кажется мне слабым ответом — жалобой, порожденной отчаянием, как и многие другие из их аргументов. Например, в одном эксперименте сторонники гипнотического состояния подтвердили, что некоторые объекты сохраняют после гипноза амнезию, несмотря на четкие установки помнить все; противники же попытались принизить значение этого эксперимента, говоря, что эти объекты просто не хотели упасть лицом в грязь, поскольку, по их мнению, хороший гипнотический объект должен терять память.

Сторонники Хилгарда писали в 1975 году:

В конце концов, гипнотические феномены оказались прочны настолько, чтобы выдерживать возобновляющиеся атаки и то, чем эти нападки обосновываются. Продолжающаяся полемика ценна тем, что требует все больше бесспорных доказательств взамен устоявшихся представлений. Методы изучения гипноза только улучшаются по мере того, как он выдерживает атаки противников, и лишь продвигаются дальше через критическое осмысление, систематические исследования, свободные от прежней приверженности той или иной позиции по данному вопросу.

Я могу только согласиться с этим.

Позиции скептиков и позитивистов, как мне кажется, слабы перед теми логически обоснованными возражениями, которые я сформулировал. То, что некоторые люди могут воспроизводить гипнотические феномены, не будучи загипнотизированными, а лишь при помощи воображения или чего-то еще, никоим образом не разрушает реальности гипнотизма; это только показывает, что те же или похожие явления можно воспроизвести и другими способами (хотя, как я сказал ранее, они должны отличаться при легком и глубоком трансе). В 1844 году Эдгар Алан По в начале своего рассказа «Месмерическое откровение» писал: «Какие бы сомнения ни касались рациональности месмеризма, его удивительные факты сегодня почти повсеместно признаны. Те, кто сомневается в этом, — это сомневающиеся по своей природе — принадлежат подвиду самых бессмысленных и бесчестных». Ничего не изменилось с тех пор.

Однако я чувствую, что слишком быстро разделался со скептиками. Их аргументы научно обоснованны и слишком многочисленны, чтобы их можно было воспроизвести целиком в этой книге или просто суммировать. Часто возражения формулируются осторожно: «Высказанное мнение не означает, что всякое гипнотическое поведение «фальшиво», что гипноз не «работает» или что гипнотерапия бесполезна. Скорее, процессы, отвечающие за возникновение гипнотических эффектов, лучше объяснять знакомыми психологическими явлениями, чем уникальным гипнотическим состоянием». Действительно, трудно решить определенно: существует ли такое явление, как гипнотический транс, или лучше говорить о «знакомых психологических процессах» (податливость, разыгрывание роли и прочее). Однако позвольте мне повторить то, что я считаю главным: эти затруднения есть в точности отражение той двойственности, которую ощущает сам объект гипноза и которая была обозначена в первой главе как «параллельное сознание». Мне кажется, что определение гипнотического транса должно включать ссылку на это ощущение. Правы и скептики, и приверженцы теории существования гипнотического транса.

Наиболее выдающимся защитником гипноза в Соединенных Штатах, который вслед за Эриксоном выступил против могучего альянса сомневающихся, был Эрнст Хилгарт (Ernest Hilgart). Хилгарт рассматривает гипнотические феномены во взаимосвязи, составляющие «область», или особый род, или «особый процесс», но не достигающие уровня ИСС. Неодиссоцианизм, разработанная им теория, рассматривающая гипноз в ряду прочих явлений, — это то, что трудно выговорить, но легко понять, по крайней мере на базовом уровне. Существует, конечно, расхождение во мнениях между теми учеными, которые считают себя неодиссоцианистами, но его я здесь вынужден проигнорировать. Неодиссоцианизм, следовательно, «постулирует иерархию контрольных систем, действующих одновременно в данном индивидууме, и рассматривает гипноз в качестве изменений в структуре иерархии этих систем так, что они функционируют изолированно (диссоциированно) друг от друга».

Все мы можем действовать в жизни бесчисленным количеством способов. Типичные примеры Хилгарта: простые реакции (смахнуть муху с лица) и долговременные задачи (типа сочинения письма), еще более сложная и необъятная деятельность (типа воспитания детей и профессиональной деятельности). В каждый момент времени одни из этих способов, которые Хилгарт называет «подсистемами», будут задействованы, другие будут дремать, и необходима «центральная контролирующая система», чтобы следить и управлять иерархией подсистем. Диссоциация — это отделение одних подсистем от других или от центральной контролирующей системы. Все это не так уж и глупо. Мы все (кроме президента Джимми Картера, как в анекдоте) обладаем способностью делать больше чем одно дело одновременно. Погружение в гипноз готовит нас к диссоциации так, что одна часть нас самих начинает действовать, словно независимо от контроля со стороны другой: глаза закрываются словно «сами по себе». Затем мы передаем «исполнительные функции» гипнотизеру. Словом, погружение в гипноз производит такую диссоциацию, которая ведет к летаргии, податливости внушениям гипнотизера, непроизвольному поведению и всем остальным феноменам.