— Как она узнала?

— Вускерд потребовал разговора с регентом Талига и королевой. Алва не мог никого принять по причине отсутствия, это сделала Катарина. Потом она потребовала привести к ней генерала Карваля. Дальше, полагаю, объяснять не требуется.

— Нет. — Можно было и самому догадаться. О мэтре Инголсе знал только Никола. — Мевен пришел к вам сам?

— Да. Вашего ареста он перенести не смог. Захватить временщиков в присутствии послов предложил именно Мевен. Взять дворец было просто, удержать горожан от бунта сложнее, но Карваль и Халлоран обещали и это. Мы не знали другого — с чего начинать переговоры. Предложенное мэтром Инголсом решение снимало все вопросы…

— Ваше высокопреосвященство…

— Да.

— Вы знаете, что я готовил мятеж? Я и Карваль.

— Я надеялся на это, — просто сказал кардинал. — Собственно говоря, других надежд у меня не оставалось. Если б Альдо Ракан потребовал королеву Талига, мне пришлось бы дать бой. К счастью, он потребовал коня.

Черноволосый человек, на мгновенье прильнувшей к иссиня-черной гриве… Обещание сохранить. Выстрел. Он не клялся Эгмонту сберечь Дикона, просто сделал то, чего не мог не сделать.

— Рокэ Алва знает… про Моро?

— Нет, — отрезал Левий и поднялся. — Если я начинаю сожалеть об Агарисе, значит, я замерз. Давайте пройдемся.

Они прошлись. Вдоль ажурной решетки, за которой лежала пропасть. Слепо улыбались солнцу статуи, лезли из черной, привезенной из Варасты земли будущие цветы, весело блестели лужицы, заходились в исступленной весенней радости голуби и воробьи.

— Я вам должен быть благодарен, — наконец выдавил из себя Эпинэ. — Я благодарен, но не надо было… Ворон должен знать, как было с Моро. Знать все.

— Когда-нибудь вы поймете, что нельзя натягивать свою совесть на весь Талиг. — Кардинал в очередной раз тронул голубя на груди и нахмурился. — Пока же перейдем к делам насущным. Рокэ Алвы в Нохе нет.

— Да, я помню, — кивнул Эпинэ, — он уехал к армии.

— Я на это надеюсь. — Левий наклонился, поднял комочек земли и принялся разминать. — Алва покинул Ноху, никого не поставив в известность, и сделал это не вчера.

— Как? — не понял Робер.

— Мне бы тоже хотелось знать. — Кардинал отряхнул ладони. — Герцог был серьезно болен. Настолько, что во время проверок пришлось подменять его одним из офицеров. Потом ему стало лучше, хотя выглядело все это ужасно. Врач не мог понять, в чем дело, но в том, что это не притворство, он убежден.

— Алва не стал бы притворяться, — полушепотом произнес Робер, понимая, что ему становится страшно. — Болезнь походила на горную лихорадку?

— Она ни на что не походила. Ни на что известное медицине и церкви… Алва, когда приходил в сознание, говорил, что нужно лежать и ждать. И он лежал и ждал, пока не исчез. Внутренняя охрана оказалась пьяной, внешняя ничего не видела и не слышала. Я не знаю, что лгать Ноймаринену и лгать ли, но иметь дело нам предстоит именно с ним.

3

Понадобился весь ужас последних дней, чтобы Дикон понял, о чем предупреждал Рамиро. Вернее, не Рамиро, а сам Ричард. Просто во сне мысли и наблюдения принимают чужой облик. Это не Вешатель говорил с герцогом Окделлом, а сожженное завещание, прикинувшееся сыном исполнившего приказ полукровки. Чудовищный приказ. Можно уничтожить бумагу, но не деяние. Один Эрнани за всех своих потомков отрекся от силы, другой — от короны. Сюзерен попробовал вернуть утраченное и был убит. Именно убит. Кэртиана помогала Альдо, пока тот спорил с Эрнани Последним. Она желала, чтобы Раканы вернули трон, а сюзерен захотел еще и Силу. И погиб.

Мир Гальтары навеки канул в прошлое, но не Золотая Анаксия, ведь она держалась на Повелителях. Они были изначальны, Раканы явились потом. Теперь Скалы, Молнии и Ветер должны стать тем, чем были созданы… Четверо Повелителей, четыре царства, четыре Силы, четыре реликвии-ключа и нечто замыкающее цепь и доверенное Раканам. Оно существовало, в этом Дик не сомневался, и оно, скорее всего, попало к Франциску вместе с короной и мечом.

Теперь Ричард жалел, что поддержал ложь про якобы найденный в гробнице браслет. Именно о браслете кричала Катари, пытаясь остановить Альдо. О браслете… обручающем с Силой! Королева убеждена, что реликвия найдена, а она может оказаться где угодно. Хоть на дне Данара, хоть в какой-нибудь пещере, хоть у до странности легко расставшегося с жезлом Левия, иначе зачем бы кардиналу понадобились кости безбожника и блудницы? Франциск Оллар обожал жену, он похоронил ее в древнем храме не просто так… Марагонец наверняка спрятал в гробнице Октавии свою удачу.

— Господин Окделл, Август Штанцлер готов покинуть Багерлее.

Делать тюремщику замечание Ричард не стал, все равно болван эра Августа больше не увидит.

— Проводите графа Штанцлера к моей карете. — Выказывать подлинные чувства перед туповатыми служаками юноше не хотелось, но еще меньше хотелось оскорбить бывшего узника холодностью. Равнодушный покой преддверья тюрьмы и так казался насмешкой, хотя насмешкой может обернуться все. Кроме любви.

Дежурный сержант распахнул дверь, стали видны переступавшие с ноги на ногу лошади. Застоялись… И тени стали длиннее. Выйти из Багерлее всегда трудней, чем войти.

— Я ранен, помогите мне, — велел Дикон бывшему гимнет-сержанту. Отец при необходимости всегда обращался к капитану Руту и даже подшучивал над своей хромотой. Лучше смеяться над собой самому, чем ждать, когда засмеются другие. Этот совет следует вспоминать почаще.

Камердинером черно-белый вояка оказался неважным. Когда Ричард откинулся на кожаные подушки, на глазах у него были слезы, но юноша заставил себя подвинуться, освобождая место эру Августу. Сломанная ключица не желала, чтобы хозяин двигался, но ее не спрашивали ни Тристрам с Краклом, ни сам Дикон. В дверцу заглянул еще один гимнет. Доложил, что господин Штанцлер здесь. По-хорошему следовало встретить бывшего кансилльера у кареты, но прыжок наземь был последним, на что сейчас отважился бы Ричард.

— Эр Август, — окликнул юноша, — простите, что не выхожу. Рана. Гимнет-сержант… Сержант поможет вам сесть. Мы проводим вас до самого дома.

— Благодарю, мой мальчик, — донеслось снаружи. — Не волнуйся, я еще не совсем превратился в развалину.

Штанцлер и в самом деле обошелся без помощи — при Раканах кости узникам не ломали, но при Катари узников не останется вообще. Невинных узников.

Освобожденное место не понадобилось. Бывший кансилльер устроился напротив, и Дик велел ехать. Тряхнуло, и юноша невольно закусил губу. Эр Август внимательно сощурился.

— Ты неважно выглядишь, — решил он. — Это не только боль потери… Ты ранен, тебе надо лечь.

— У меня нет времени болеть, — признался Ричард, — и потом, это всего лишь ключица… Месяц без седла, и все пройдет.

— Да, — подтвердил эр Август, — в юности раны заживают быстро. Телесные раны.