Какое-то время они не разговаривают друг с другом. Путник поглядывает на спящего, едва ли обращая внимания на девушку, а та, переминаясь с ноги на ногу, не знает, что и говорить.

– Я, пожалуй, заберу его и полечу обратно, – все же прерывает затянувшуюся тишину Ласточка, а потом прибавляет, точно оправдываясь: – Лучше пораньше заявиться, пока Сохиши мне голову не оторвала.

– С нее станется, – тень облегчения мягко скользнула по лицу девушки. – Может, чаю попьешь? Там – на Изнанке – всегда горло перехватывает.

– Некогда, – качает головой алеги. – Ветер вот-вот может поменяться, и тогда я раньше тебя в Гильдию уж точно не попаду.

– Тогда хоть дядьку порадуй, – все же пытается убедить его Анарин.

– Постараюсь, – неопределенно отвечает путник.

Он осторожно откладывает в сторону теплые одеяла, стараясь, несмотря на глубокий сон паренька, делать это как можно деликатней.

– Отчего-то мне кажется, что по-настоящему демона-то и не было совсем, – нерешительно сообщает ему путница. – Это был призрак такой же или тот же даже. Они ж когда испугаются сильно, такие чудеса творить начинают… Вот только если даже так обстоят дела – не думаю, что будет правильно распространяться об этом всем в Гильдии.

– Возможно, ты и права, – откликается Ласточка, – поживем – увидим. А пока, не можешь помочь мне?

Ловко поддев паренька, он взял его на руки. Анарин расправила одно из упавших одеял, положила его на место, а потом, вытянув из кипы полосатый плед, набросила сверху на паренька. Сама же она забрала себе котенка. Он сонно оглядел девушку и, неожиданно прытко выскользнув у нее из рук, забрался по штанине алеги обратно на спящего Ноя. Устроился на нем и вновь заснул.

Анарин улыбнулась, а Ласточка, испытав на себе остроту кошачьих коготков, едва не упустил свою ношу, но выдержал – лишь страдальчески скосил лицо.

Далее все происходило быстро и немного скомкано. Дядька возмущался, что Ласточка так и не остался на ужин. Вот только он, видимо, предвидел такой поворот и приготовил ему с собой огромный гостинец, полный домашней выпечки и сладостей. Так как руки у алеги были заняты, гостинец держала Анарин, отправившаяся провожать алеги до самого крылатика. Ради такого действа она даже пожаловала ему тот самый плащ, в котором до этого встречала путника, а сама, надев ветровку путника и те старые огромные сапоги, забавно зачавкала по прелой мокрой листве. Только у самого крылатика они поменялись верхней одеждой снова.

– Знаешь, – заметила девушка, когда они уже прощались, – нужно, действительно, к нему почаще приезжать. Дядька же здесь совсем одни.

– Он всегда был один.

– Нет, ты не понял, – отрицательно отмахивается Анарин, немного подрагивая на холоде. – У него же ведь совсем никого не осталось. Только мы двое – те, кто спасли его. Когда-то ведь он был сам духом самоцветной горы, но ее, как он ни старался, уберечь не смог. Ее опустошили, а потом, грубо так, уничтожили. Грустно, правда? Давай что-нибудь придумаем. Хотя бы иногда…

– Иногда – ладно.

– Попутного ветра тебе, Лиэн.

– Разберусь, – опять непроизвольно вздрагивает путник – он и забыл, что девушка тоже знает его настоящее имя.

Потом алеги дружелюбно хмыкает, не пытаясь ничего сказать, и забирается внутрь крылатика. Паренек уже пристегнут ремнями и довольно сопит, а Ласточке вновь предстоит тягостный перелет. В иллюминаторе он видит Анарин. Она прощально машет рукой. Совсем так, как когда встречала его.

Ласточка вздыхает. Он совсем забыл, что хотел курить, и теперь это осознание давит на него тяжким грузом. Но возвращаться ради этого наружу – глупость и плохая примета. Алеги заводит двигатели. Продувает их вначале на холостых оборотах, а потом включает и другие системы крылатика.

Он готов вот-вот оторваться, но медлит. Смотрит в стремительно, по-осеннему темнеющий горизонт. Молчит какое-то время. Вздыхает. Действительно, надо сюда почаще прилетать. Но стоит ли? Живые – это живые, а те, кто никогда по-настоящему не был живым – он никогда и не сможет быть по-настоящему мертвым. И как бы спасенный ими дух не играл роль приветливого и всепонимающего дядьки, позабывшего свое имя, это все равно было лишь миражом. Зеркальным отображением на глади морской. У него ведь нет души, а путники, особенно истинные, такое сразу чуют. Вот в чем дело.

А может совершенно не это его так забеспокоило? Что тогда? Ласточка не знал. Никогда не хотел ничего понимать. Он просто жил и выполнял задания. А теперь ему пора возвращаться домой. Все просто. Пока не задумываешься. Если же уступишь себе – совесть не даст замолчать внутреннему голосу, и тогда все переворачивается. Погружается в распри. Внутренние. Вот они и могут изнутри погубить путника. Потому, лучше не давать слабины – за спиной у него раскрыл пасть оголодавший хаос, а Ласточке совсем не улыбалось кормить его.

Двигатель оглушительно рявкнул, и крылатик кособоким блюдцем наконец оторвался от земли, оставив за собой лишь пожухлый след да укутанную в плащ фигурку девушки. Та еще какое-то время стояла под кронами деревьев, вглядываясь в сизую пелену осеннего неба, а потом и она ушла. Только начавшийся промозглый дождь неприятно моросил, а сумерки все глубже опускались над лесом. Словно бы и не было ничего. Погода стирала все намеки на пребывание истинных. Как только могла. Спокойно и тщательно.

18:00

Ветерок с легкостью скользнул в узкую щель, оставив крупного сержанта запаса охранять проход. Тот не сопротивлялся, хоть и чувствовалось, что быть одному ему совершенно не хотелось. Но что ж тут поделать, если в дыру ему, из-за внушительных размеров, никак не пролезть, а тонкая цепочка едва различимых следов, на которую они недавно напали, вела именно из этого необычного разлома. Вот и пришлось гильдийцам разделиться, чтобы как-то дойти до намеченной цели. Тут уж ничего не попишешь. Ветерок любил к каждому делу подходить основательно, хоть ему и не всегда удавалось все слишком быстро сделать, в отличие от его собственных товарищей, но это уж дело другое. У каждого, все-таки, своя логика.

Благодаря такому привычному для парня неспешному, но обстоятельному, местами слишком уж педантичному подходу к их общему делу, они вместе смогли ухватиться за едва различимую нить и достигнуть этой самой щели. Теперь было дело за малым, и Ветерок это прекрасно понимал, к тому же отступать было не в его принципах, и, если истинный не ошибается, Андрейко действительно дальше нельзя ступать. Без живого талисмана удачи будет, конечно, трудновато, но Ветерок уже давно привык ко всякого рода осложнениям, ведь он был в конце концов путником, а это многого стоит.

Разлом в стене еще тогда заставил истинного призадуматься, ведь раньше в этой части Пути никаких выбоин и трещин никогда не было. Отчасти, из-за добротной кладки, а может, из-за вплетенных в нее заклятий еще древними жителями многоярусного Лабиринта, но все же Ветерку казалась наиболее правдоподобной та версия, что рассказывала о древнем городе, ушедшем под землю, и не менее древнем проклятии, довлеющем над сводами их странного мира. Ведь сам-то город остался целехоньким и находится теперь на нынешнем Общем этаже, где живут обычные жители, по тем или иным причинам связавшие свои судьбы с четырьмя Гильдиями. Потомков древних никто никогда не видел, оттого и вопрос был спорным, ведь Лабиринт заняли гораздо позднее, да и многие туннели, в нынешние времена отведенные под бастионы Гильдий, оказались тоже проложены до всеобщего заселения подземного города. Ветерок еще припомнил одну легенду, в которой говорилось, что с приходом последней Волны Лабиринт падет, но сам путник в такую откровенную чушь не верил.