– Ты права, – недовольно сказала она. – Если начнется война, мне нельзя его бросать.

Прогремел раскат грома. Дейзи взглянула на часы: была полночь. Звук дождя изменился: теперь вода лилась потоками.

Дейзи и Ева вернулись в гостиную. Би спала на кушетке. Энди обнимал Мэй, которая все еще всхлипывала. Малыш курил сигару и пил бренди. Дейзи твердо решила, что когда они поедут домой, машину поведет она.

Фиц вернулся в половине первого, его вечерний костюм промок насквозь.

– Колебания позади, – сказал он. – Утром Невилл пошлет немцам ультиматум. Если к полудню они не начнут выводить из Польши войска – к одиннадцати утра по нашему времени, – мы начинаем войну.

Все поднялись и стали собираться по домам. В холле Дейзи сказала Малышу: «Машину поведу я», и он не стал с ней спорить. Они сели в кремовый «бентли», и Дейзи завела машину. Граут запер дверь дома Фица. Дейзи включила дворники, но не тронула машину с места.

– Малыш, – сказала она, – давай попробуем начать сначала.

– Что ты имеешь в виду?

– На самом деле я не хочу от тебя уходить.

– А уж я-то абсолютно не хочу, чтобы ты уходила.

– Брось этих женщин из Олдгейта. Будь каждую ночь со мной. Давай действительно постараемся завести ребенка. Ты же хочешь этого, правда?

– Да.

– Так ты сделаешь, что я прошу?

Наступило долгое молчание. Потом он сказал:

– Ладно.

– Спасибо.

Она взглянула на него, надеясь на поцелуй, но он сидел неподвижно, глядя через ветровое стекло прямо перед собой, наблюдая, как дворники ритмично стирают со стекла капли нестихающего дождя.

VI

В воскресенье дождь прекратился и вышло солнце. Ллойду Уильямсу казалось, что дождь вымыл Лондон дочиста.

В течение утра семейство Уильямсов собиралось на кухне дома Этель в Олдгейте. Никакой предварительной договоренности не было, все появлялись сами, Ллойд понял: если объявят войну, им хотелось быть вместе.

Ллойд мечтал, чтобы начались действия против фашизма, – и в то же время перспектива войны пугала его. В Испании он повидал столько крови и страданий, что на всю жизнь хватит. Как ему хотелось больше не принимать участия ни в одном бою! Он даже бокс бросил. И в то же время он всем сердцем надеялся, что Чемберлен не пойдет на попятный. Он видел сам в Германии, что такое фашизм, и слухи, доходящие из Испании, были такими же кошмарными: режим Франко уничтожал прежних сторонников избранного правительства сотнями и тысячами, а в школах снова распоряжались священники.

Этим летом, закончив учебу в Кембридже, он немедленно поступил в «Валлийские стрелки» и, как прошедший курсы военной подготовки, сразу получил звание лейтенанта. Армия активно готовилась к военным действиям. С огромным трудом ему удалось добиться увольнительной на двадцать четыре часа, чтобы на выходных навестить маму. Если премьер-министр сегодня объявит войну, Ллойд будет в числе первых, кто отправится на фронт.

Утром в воскресенье в дом на Натли-стрит после завтрака зашел Билли Уильямс. Ллойд и Берни сидели у радио, развернув на кухонном столе газеты, а Этель готовила на обед окорок. Дядя Билли чуть не заплакал, увидев Ллойда в форме. «Ничего, я просто вспомнил нашего Дейва, – сказал он. – Он бы сейчас тоже был призывником, если бы вернулся из Испании».

Ллойд так и не рассказал Билли правду о том, как умер Дейв. Он соврал, что не знает подробностей, ему лишь известно, что Дейв погиб в ходе военных действий под Бельчите и предположительно там же и похоронен. Билли участвовал в Великой войне и знал, как небрежно порой обращались с телами погибших на поле боя, и это наверняка усугубляло его горе. Он очень надеялся когда-нибудь – когда Испания наконец станет свободной – побывать в Бельчите и отдать дань уважения памяти сына, павшего в борьбе за это великое дело.

В числе тех, кто не вернулся из Испании, оказался и Ленни Гриффитс. Никто не имел никакого представления, где он мог быть похоронен. Была даже вероятность, что он жив и находится у Франко в каком-нибудь лагере военнопленных.

Сейчас по радио сообщили о заявлении, сделанном накануне вечером в палате общин премьер-министром Чемберленом, но больше ничего сказано не было.

– Вы бы никогда не узнали, какая грызня потом началась, – сказал Билли.

– Грызню Би-би-си не передает, – сказал Ллойд. – Им нравится успокаивать.

Билли и Ллойд оба были членами исполкома партии лейбористов – Ллойд как представитель молодежи партии. После возвращения из Испании ему удалось восстановиться в Кембриджском университете, и, заканчивая учебу, он ездил по стране, выступая на собраниях партии лейбористов и рассказывая людям, как испанское законно избранное правительство было предано британским правительством, благоволившим к фашистам. Никакой пользы от этого не было – антидемократические мятежники Франко все равно победили, но Ллойд стал хорошо известной личностью, чуть ли не героем, особенно среди молодежи левого крыла, и в результате его избрали в исполком.

Поэтому и Ллойд и его дядя Билли прошлой ночью были на заседании комитета. Они знали, что Чемберлен уступил давлению комитета и послал Гитлеру ультиматум. А теперь они сидели как на иголках, гадая, что будет дальше.

Насколько им было известно, Гитлер еще не ответил.

Ллойд вспомнил Мод, берлинскую подругу матери, и ее семью. Он высчитал, что ее маленьким тогда детям сейчас должно быть восемнадцать и девятнадцать лет. Интересно, они тоже сейчас сидят у радио и ждут объявления, начнется ли война с Англией?

В десять часов пришла сводная сестра Ллойда, Милли. Ей было девятнадцать, и она уже вышла замуж за брата своей подруги Наоми Эвери, – его звали Эйб, и он был оптовым торговцем кожами. Она хорошо зарабатывала, работала продавщицей в дорогом магазине. Когда-нибудь она хотела открыть свой собственный магазин, и у Ллойда не было сомнения, что рано или поздно она это осуществит. Хоть это была не та карьера, какую выбрал бы для нее Берни, Ллойд видел, как он гордится ее умом, целеустремленностью и симпатичной внешностью.

Но сегодня, несмотря на излишнюю взвешенность и самоуверенность, она не выдержала.

– Когда ты был в Испании, это было так ужасно! – со слезами в голосе сказала она Ллойду. – А Дейв и Ленни так и не вернулись. Теперь отправитесь куда-то и вы с моим Эйби, а мы, женщины, будем ждать каждый день известий, гадая, живы ли вы еще.

– А еще твой двоюродный брат Кейр… – вставила Этель. – Ему ведь уже восемнадцать.

Ллойд спросил у матери:

– А в каких войсках служил мой настоящий отец?

– Ну какое это имеет значение? – она не любила говорить об отце Ллойда, может быть, из уважения к Берни.

Но Ллойд хотел знать.

– Для меня это имеет значение, – сказал он.

Она с ненужной силой бросила в кастрюлю с водой недочищенную картофелину.