он. Ингрид оглянулась на других ребят и затем жадно набросилась на суп, останавливаясь только, чтобы сделать вдох. Он наблюдал за ней со слабой улыбкой, ему эта сцена отдалённо напоминала кормление Цербера. Но девочка, несмотря на юный возраст, не проронила ни капли.

— Мы могли бы стать друзьями, — сказала она между глотками с робкой смелостью, которая удаётся только детям. — У меня их немного.

— Буду рад, — ответил Генри. — У меня тоже почти нет.

— Ты теперь мой друг, — проглотив остатки бульона, она убрала совершенно пустую миску в сторону. — Из нас получатся хорошие друзья, верно?

— Лучшие, — пообещал Генри. Несколько секунд она просто смотрела на него своими голубыми глазами, как будто могла видеть его насквозь. Если бы только она знала, кто он такой…

— Почему ты здесь? — не стала она ходить вокруг да около. Генри помедлил с ответом. Может, она всё-таки что-то знает? Или ей просто интересно, что якобы случилось с его родителями?

— А почему ты здесь?

— Потому что, — прошептала она. — Я хочу семью.

Генри улыбнулась.

— Я тоже здесь по этой причине.

— Хорошо. Семья нужна каждому, — она обняла его руку и вместе с ним встала, проявив недюжинную силу для маленькой девочки. — Идём, я покажу тебе свою куклу.

С тем же терпением, что проявила Диана всего несколько минут назад, Генри позволил Ингрид потащить его смотреть куклу. Это было странно и, независимо от её возраста, он не верил, что сможет полюбить кого-то, кроме Персефоны. Но, в конце концов, дружба ведь не самый плохой вариант.

* * *

На восемнадцатилетие Ингрид он признался ей, кем является на самом деле.

Проведя одиннадцать лет рядом с ней, он знал её даже лучше, чем самого себя. Он знал, что она расплачется. Знал, что она будет потрясена и засыплет его столькими вопросами, что он не будет отвечать успевать.

Но она неожиданно легко приняла это признание.

Несмотря на его обман, она взяла его за руку, поцеловала в щёку и попросила показать ей Подземное царство. Показать ей его мир и всё, что у него было до встречи с ней. Его первым порывом было согласиться, но он ещё никогда не приводил туда живых смертных, поэтому его сущность воспротивилась этой затее, и он отказал.

Вместо этого начались испытания. Его семья присматривалась к ней. Для этого он заселил всех в давно не используемое поместье, которое он построил для Персефоны. Это было меньшее, что он мог для неё сделать: дать место на поверхности, где она может бывать, когда в Царстве мёртвых станет невыносимо. Он не повторит с Ингрид прежних ошибок. Она не станет Персефоной и будет счастливой, чего бы ему это не стоило.

И он тоже будет. Их дружбы для этого достаточно — возможно, для Ингрид их отношения были чем-то большим, но он всё ещё не мог воспринимать её как жену. Он бесконечно любил её, как не любил никого с тех пор, как потерял Персефону, но эта любовь была платонической. И независимо от её отношения ко всему этому, он не мог обещать большего.

— Так если ты правда Аид, — сказала однажды Ингрид, пока они гуляли по саду поместья Эдем, — а я вроде как новая Персефона, то где же зёрнышки граната?

— Зёр… что?

— Зёрнышки граната. Согласно мифу, Персефона съела горсть зёрен, будучи в Подземном царстве, и потому не смогла его покинуть.

Генри растерянно моргнул.

— Персефона любила гранаты, это правда, но, боюсь, всё было несколько иначе.

— Ну конечно иначе, — Ингрид закатила глаза. — Ты же всё-таки не похищал меня.

Он чуть было не подавился воздухом.

— Похищал?

— Ты правда не знаешь? — Ингрид взяла его за руки и усадила на ближайшую скамейку. Стоял тёплый вечер, и она рассказала ему всё, что знала про миф о Персефоне. И по мере её рассказа Генри всё больше убеждался, что легенда не имеет ничего общего с реальностью. Неужели весь мир знал Аида таким? И таким его считала Ингрид?

Как только Ингрид договорила, он поведал ей настоящую историю во всех её болезненных подробностях. Начиная с согласия на договорной брак, продолжая кошмарной первой брачной ночью и заканчивая изменами Персефоны. Особенно с Джеймсом.

И вместо того, чтобы завалить Аид вопросами, как обычно она делала, Ингрид молчала на протяжении всего его монолога. Аид никому прежде об этом не рассказывал, не так — будто это старая история. Его ноша становилась легче с каждым произнесённым словом, и стоило ему договорить, он ощутил странную пустоту. Не избавление от боли, но место для чего-то нового.

— Мне жаль, — тихо произнесла Ингрид. — То, через что тебе пришлось пройти… Это ужасно.

— Увы, но я сам в этом виноват, — ответил он со слабой печальной улыбкой. Ингрид замотала головой.

— С ума сошёл? Разумеется, это не твоя вина. Ты такая же жертва обстоятельств, как и она. Вот только ты не… ты не сделал ничего плохого. Это она разбила твоё сердце.

— Я принудил её к этому браку.

— Нет, к браку принудила её мать. Ты сделал всё, что было в твоих силах, чтобы выправить ситуацию, чтобы ваше совместное существование стало терпимым для вас обоих, — Ингрид пододвинулась ближе к нему на скамейке, её ладонь скользнула вверх по его руке и легла на его плечо. — Я понимаю, почему ты не любишь меня так, как мне бы того хотелось, и никогда не стану на тебя давить, обещаю. Но ради своего же блага хотя бы попытайся оставить это в прошлом, хорошо? Даже если мы не станем кем-то большим, чем просто друзьями, мы можем быть счастливы. По-настоящему счастливы.

— О большем я и мечтаю не смею, — пробормотал он, мазнув губами по её щеке. — Персефона — моё прошлое, которое я не смогу забыть. Но ты, Ингрид, моё будущее. И впервые за тысячу лет оно меня не страшит.

Ингрид наклонилась к нему, коснувшись губами уголка его рта. Это был настолько интимный жест, что Генри чуть было не шарахнулся, но не стал. Он не хотел потерять Ингрид.

— Тебе нечего бояться, — тихо