Дик покрутился еще с час возле генератора, поглазел на появлявшихся из кварцевой камеры эсэсовцев, на затерявшихся среди них каких‑то гражданских лиц с портфелями и чемоданами, поговорил с Брантом, еще раз с Грегори. Как он понял, Волкер снова поцапался с профессором и уже с неделю не разговаривал с ним. Но теперь, узнав, что тот дал согласие на проведение операции по ликвидации ГМП, повеселел, более дружелюбно поглядел на Хименса, даже попросил Дика быть с ним повнимательнее, так как тому, по‑видимому, сейчас очень тяжело.

Перри Хименс, когда Дик уезжал с базы, больше к ГМП не подошел, сидел там же, на камнях, так же сгорбившись и о чем‑то думая. Профессор безучастно смотрел изредка на всех входивших и выходивших из камеры ГМП людишек в черном обмундировании, с автоматами, смотрел на этих сверхчеловеков, на чистокровных арийцев. И ему чудилось, что все они тоже смотрят на него, что все они считают его евреем, что все они готовы тут же расстрелять его, убить, уничтожить его мозг, его мысли, его индивидуумную особенность.

* * *

Утром, к восьми часам, к зданию лаборатории профессора Хименса в Нью‑Йорке подъехали четыре рефрижератора. Их разгрузкой занялись тут же прибывшие на автобусе какие‑то люди в униформах фирмы «Хименс и Электроника». Они сгружали большие пластмассовые ящики голубого цвета. На стенках ящиков была нарисована эмблема — белый цветок лотоса с разлетающимися во все стороны лепестками. Словно ветер, словно ураган их вот только что оторвал от основания, от тычинок и они собрались улететь куда‑то в бесконечность.

Эти ящики вносили в кварцевую камеру лабораторного ГМП, рядом ставили такие же, но пустые, и наполняли их демонтированным оборудованием, вспомогательным, не нужным в данный момент.

Дик вместе с Тони Эдкоком укладывали в ящики своей уже фирмы всю документацию по генераторам ГМП, все чертежи, все пояснительные записки, все то, что подлежало переброске в Россию. Дик все еще продолжал удивляться, как эта идея по отправке документации в коммунистическую Россию пришла в голову не «Дже», не ему, не круглику Волкеру, а именно профессору Хименсу, ярому квадрику.

Основной персонал лаборатории был распущен на двухнедельные каникулы. Рабочим экспериментальных мастерских и завода было выплачено жалование за полгода вперед, что было расценено ими как уступки капиталиста Перри Хименса, напутанного волнениями кругликов и портовиков города. Лаборатория опустела. За пультами управления ГМП сидели Рой Джойс, начальник отдела «Трансформации временных интервалов», Мишель Морисон, начальник отдела «Шумовых корреляций» и молодой начальник отдела «Микрогенераторы» Дак Тапек. Узнав о закрытии лаборатории Перри Хименса, Дак Тапек сначала не поверил, а потом долго плакал, твердил все: «Не может быть… Я вам не верю… Не может быть…»

Тони Эдкок уже вместе с Гарфи Грорэманом, разложив на листе металла костер, жгли разные бумаги, бросали в огонь личные дела сотрудников, магнитные ленты, протоколы совещаний.

Уже стало известно, что некоторые специалисты перешли на работу в фирму «Электронный мозг» и были там приняты хорошо. Другие же еще чего‑то выжидали. Ленг Мун с женой, с Джун Коплинз и своей матерью, миссис Патрицией Мун, уехали во Францию, намереваясь остаться там жить надолго.

Их прибыло четверо, как и договаривались. Один грузный, с черной бородой, плечистый, в кожаной курточке, два чуть пониже, интеллигентного вида, в исключительно модных коричневых плащах и таких же шляпах, чем‑то они напоминали собой только что защитившихся молодых магистров наук. Четвертый же, пожилой, в черных очках, с обвислыми усами, был одет и вовсе как‑то необычно. На нем была маскировочная курточка желто‑зеленого цвета, и сержанты на КП посмеивались, переговаривались, мол, никак дядя позаимствовал ее у своего родственничка, тоже, видимо, где‑то совершающего военные подвиги. А если смотреть на этого пожилого джентльмена посторонним глазом, то складывалось впечатление, что он и сам служит на этой базе ВВС, что он лишь только что вышел за ворота прогуляться по плато, одному уйти куда‑нибудь подальше, чтобы отдохнуть от грохота реактивных самолетов как транспортных, так и истребителей, чтобы размять свои подагрические ноги после длительной сидки в штабе дивизии.

Когда были соблюдены все формальности при проверке документов прибывших на военную базу ученых фирмы «Хименс и Электроника» для ускорения пуско‑наладочных работ по вводу в действие второго генератора ГМП, как было написано в командировочном задании, их повел за собой к месту расположения ГМП дежурный по КП офицер с явно выраженной дистрофией. И не доходя до сверкнувшего своей причудливой конструкцией ГМП, своей кварцевой камерой, блестящими шарами‑накопителями энергии, с полкилометра, пожилой, по‑видимому, чтобы не утруждать дистрофика‑офицера, заботясь о его здоровье, об оставшейся в этом дистрофическом теле еще энергии, — ведь тому нужно было потом еще ковылять назад, к своему КП, а они уже протопали километра два‑три, — поблагодарил того, даже пожал ему руку, сказав, что теперь они и сами уже найдут дорогу. И дистрофик был очень обрадован, что хоть тут выгадал кое‑что, и, отдав честь, развернулся на каблуке, но так резко, что чуть не упал, зашатался, но все же удержался на ногах, — хотя при этом затратил слишком много энергии и покрылся потом — побрел назад, не оглядываясь. Его шея, как у ощипанного петуха, покраснела, видимо, дистрофик устыдился своей слабости.

А эти четверо дальше не шли, а стояли там же, наблюдали издали за работой генератора ГМП, о чем‑то переговаривались, решали какие‑то свои, научные проблемы.

— Я рад познакомиться с вами, профессор, — сказал пожилой, снимая очки и глядя на Хименса рысьими глазами. — Мы давно должны были бы с вами встретиться. Мое имя «Дже». Так меня все зовут. И ваш славный Дик Ричардсон тоже.

— Не могу разделить с вами радости от нашего знакомства, мистер «Дже», — ответил угрюмо профессор, отводя взгляд от рысьих глаз вновь прибывшего на базу своего сотрудника. — От нашего с вами знакомства может возникнуть лишь хаос, может зародиться лишь зло. И Дика Ричардсона вы втянули в свою организацию насильно. Он настоящий ученый, а не политик. Ученый!..

— Мы никого не втягиваем в нашу организацию, мистер Хименс. Здесь вы ошибаетесь. Добровольное участие людей, разделяющих наши взгляды, наши убеждения и выступающих за новую, более справедливую и гуманную социальную систему. Мы несем пользу Америке, я имею в виду Америку рабочих, кругликов, передовой интеллигенции, а не ваших, простите за грубость, жирных котов, буржуев, неофашистов, квадриков и теперь еще этих зверей, этих недобитых эсэсовцев. Все честные люди сейчас сражаются на баррикадах Вашингтона, Чикаго, Нью‑Йорка. Против них брошены и эти, в черных мундирах, выползших к нам из минувших времен.

— Давайте прервем эту дискуссию, — перебил его Хименс. — С Диком все уже обговорено. Так что приступайте к выполнению своей миссии. И спасибо за фотографии.

— Я понимаю, что причинил вам боль, мистер Хименс, но…