«влияния», а, напротив, только яснее ясного обнаруживает всю невозможность «заимствований» в духовном смысле. Духовный критерий обнаруживает не сходство, а сугубое, бесконечное различие содержания.

В «Храбром портняжке» у братьев Гримм герой – ремесленник. История не героя, которого считают героем, толковалась так: это возможно, если герой смышлен, ловок, находчив и хитер.

В русском варианте герой подан иронически. Негерой героем может стать из уважения к легенде, сам он героем никогда не будет, истинные герои Христом Богом выпросят у него подвиги, но подвиг свершает только герой.

(По духовному содержанию все наоборот с «храбрым портняжкой», а сюжет один.)

В индийском и таджикском варианте (а мне встретились 4, вернее, 3, ибо индийский и таджикский идентичен) все по существу совершенно иначе. Негерой героем может быть, если он полное ничтожество и у него есть толковый, трезвый, знающий ему цену «руководитель», в этих версиях жена героя.

Тут нет более или менее верного, или глубокого, или предпочтительного духовного содержания. Тут все верно. Различие здесь в разном выражении национального сознания, национального характера в условиях одного сюжета. Тут не просто пропасть меж национальными культурами, тут даже в определенном смысле и вовсе нет пропасти – тут разные измерения, разные плоскости – иные духовные галактики.

Взаимопонимание наций основано вовсе не на возможности взаимопроникновения и заимствования, а только на основе совпадения проблем и задач. Сам перевод стал возможен из-за совпадений фактов, предметов и действий. Но подлинно художественный перевод – это пересоздание произведения. И, наверно, самый гениальный перевод в этом смысле – это перевод Лозинского «Кола Брюньона». Пушкинское из Гете «Мне скучно, бес!» – потому гениально гетевское, что оно гениально русское. Тут перевод в высшем духовном смысле. Не с языка на язык, а с образно-смысловой системы одной нации на образно-смысловую систему другой. И не адекватность пресловутая нужна, а наоборот, пусть и вовсе не адекватное, но зато духовное единство. Подлинный перевод с языка на язык осуществляется по тем же духовным критериям.

Русский фольклор, русская мифология, русский эпос очень своеобра́зен и своео́бразен. Более всего на свете сегодня он важен своим отличием от фольклора, мифологии и эпоса других народов. Только поняв, изучив, осознав его отличия, лучше всего возвращаться к тому общему, что его связывает с другими национальными духовно-образными системами.

Илья Муромец не Давид Сасунский и не Геракл! И происхождение этих богатырей разное. И не просто разное, а любопытнейшим образом разное.

И самоубийство Дунай Ивановича и Добрыни Никитича требует особого осмысления, как поступок богатырей. И то, что Муромец убил сына, и то, что русские богатыри были на службе, и то, что Садко не победил Новгород, а Василий Буслаев победил, и то, что фантастический элемент рождается в русском эпосе там, где лежит тайна богатства (Садко, Вольга) – все это по духовному критерию составляет особое, неповторимое своеобразие. Оно требует осмысления. И тогда взорвется смысл всего того, что может дать сравнительный метод в изучении фольклора. Только сравниваться будут не только точные вещи, как сюжет, положение, а сравниваться будет нравственный итог, поиск, идеал, – все, что входит в понятие духовного содержания.

Метод режиссерского анализа – это во многом метод постижения духовного содержания, структуры, построения, борьбы, саморождения истины в борьбе – с точки зрения духовного критерия метод режиссерского анализа еще требует огромной работы над формулировкой содержания и принципов.

Но сегодня мне ясно одно:

Режиссерский анализ дает возможность определить параметры духовного критерия – через реконструкцию, через действенный характер, через превращение во плоть (воплощение).

Если признать за духовностью ее развитие, ее стремление к истине, к нахождению высших законов жизни и взаимоотношений людей, если духовную драму нашего человеческого мира, отраженную в образах «первородного греха», понимать как диалектику развития духовности, то образ «древа познания добра и зла» станет не только конкретен и понятен, но даже поразительно прозрачен, буквален, и можно только удивляться, что столько сотен лет он покоился на вершинах тайны. Тут раскроется и вся история «удаления человека из Рая» – природы, достигшей гармонии, взаимосвязи, вечности. Духовный критерий, разработанный даже в определенной мере, даже на плебейском, низком и примитивном уровне режиссерского анализа, может стать философским камнем нашего духовно-художественного мышления.

Только у Бэкона, в его трактовке мифов, я встречал подобие образно-духовного критерия. Для меня это первый в истории пример режиссерской реконструкции сюжета. Бэкон – первый режиссер мира.

04–05.11.84 г

Статья в «Комсомолке» так помарана, что ее (в общем хвалебную) можно понять так, что картину оценивают средне, с упреками в адрес картины. Ничего – пронесло с гадкой рецензией, которую готовил Селезнев[138]. Но итог статьи – положительный. Хрен с ними – суки!

Нет, хватит суеты,

Всему предел приходит!

Стою у той черты,

Где только бесы бродят.

Где черти сторожат

Души больной паденье,

Где упыри дрожат

В ночи от вожделенья.

Ступить за ту черту

Случалось, правда, многим,

И душу за мечту

Отдать в конце дороги.

Что без души мечта!

Одна пустая гласность…

Для чувства суета —

Первейшая опасность.

В ней пустота и плен,

В ней смерть души и мука.

Все суета и тлен,

Бессмысленность и скука.

Не преступи черты,

От страсти пламенея,

Не унижай мечты,

Не суетись пред нею!

Фантазия

Как красиво – розы в вазе,

Розовые розы!

Ветер за окном проказит,

Скоро и морозы!

А потом весна настанет,

А потом и лето…

Что-то будет, что-то станет

С нами как-то, где-то.

Будет то или другое,

Будет чет и нечет.

Будет радуга дугою,

В небе вольный кречет.

Будут радость и тревоги,

Будут смех и слезы

Будут дальние дороги

И опять морозы[139].

###

Это называется

Он стихами мается!

05–06.11.84 г. «Стрела»

Едем с Леной в Ленинград. Пашка уехал с классом в Волгоград на экскурсию. Звонил – боюсь, заболеет. Договорился с Капраловым встретиться в газете 7-го после трех. Опять на месяц раздал незаметно время: 7-го – встреча, 10-го – фотопроба к Нахапетову (две недели в Индии и роль ничего), 12-го – день рождения, 13-го – Калинин, 14–16-го – Кишинев, далее съемка у Суриковой.