феерически, но помогала, да и сложного ничего не было — только вонючее и нудное.

И достали меня предлагать “долговременный контракт”, горкомовцы фиговы! И всякие чиновницы из светкиных знакомых ей уши прожужжали: надо пойти навстречу городу, тогда город пойдёт навстречу к тебе.

Как будто нам нужен ходячий город! Пусть на месте стоит, блин!

Но контракт закончил, взялся за Автобус. А Светка как помогала мне, так и бегала по Собинке, собирала данные, по возможности. И вот чего насобирала:

К Коврову, на нынешний момент, ведёт всего одна дорога. Нужный нам посёлок — аграрное хозяйство, вроде бы что-то типа гидропонного, но именно аграрное и склад там должен быть аграрный. Находится в трёх километрах от городской черты Коврова, в зоне смертельной ионизации. Как дополнительный бонус — рядом располагалась красноармейская часть, то ли десантная, то ли мотострелковая.

Но на дороге, за пять километров от нужного нам посёлка, в зоне повышенной, но уже не летальной радиации расположилось поселение якобы бандитов, вот только странные это выходили бандиты. Они убивали, это было подтверждено из разных источников. Вот только нападали и убивали они тех, кто приблизился к их поселению, и только так.

А вот именно бандитизмом, разбоем на дорогах, и прочим подобным обитатели этой малины… не занимались. Ряд рассказчиков, как рассказала Света, пытались приписать этим типам все смертные грехи, но факты были упрямы: есть именно ПОСЕЛЕНИЕ якобы бандитов. Во всем известном месте, не слишком большое, и без особой техники. И никто не собирается охреневших бандюг изводить. И причина тут может быть только одна: они никому не мешают. Сидят у себя и сидят.

Безусловно, факты неоднократного убийства за ними есть, они преступники и сволочи. Но называть их именно бандитами, при фактическом отсутствии бандитизма — некорректно.

— И Жора, прикинь сам: они сидят в зоне, где фон опасен и советскому человеку. Именно живут там, не первое десятилетие, — значительно подняла палец Света.

— Думаешь, там — мутанты?

— А какие ещё есть объяснения?

— Ну, например, — задумался я, — изоляционисты с убежищем высшей защиты. Уроды, конечно, но могут и быть не мутанты. Всё же мутантов мы видели.

— Возможно и так, — признала Светка, — Но есть один момент… впрочем, увидим.

В этом она была права: увидим. А так, через пару недель, пулемёт стоял на бронепластовой прозрачной башенке, укреплённой металлическими полосами и решёткой. А у меня и Светки было по костюму из покрышек. Кустарщина, и даже смеятся хочется, но вещь-то, на самом деле, очень неплохая. Пули точно держит, да и тот же еловый медведь скорее раздавит человека в костюме, нежели прокусит его.

В общем, были мы готовы, собрались. Составили план движения — тоже не лишнее, да и направились за конвертером. Ну и за всяким прочим полезным, если попадётся.

Дорога выходила почти в две сотни километров, с объездом Владимира и ряда разбомбленных городов. По сути, если соотносить со старой картой, дорог оставалось не больше четверти от тех что были. Ну и зоны заражения часть этой четверти делали непроходимыми, хотя и сохраняли от разрушающей флоры.

— На Радужный хочешь посмотреть? — уже в дороге поинтересовался я.

Ну, Светлана, как-никак, Радужная. То есть стала полноценным андроидом и членом общества в этом городке. Ну и крюк небольшой, а может есть какие-то там ностальгические соображения.

— Нет, Жор, — без запинки и сразу ответила Светка. — Я в округе была, бомбили сам городок, даже развалин не осталось. Центр андроидов, база ПВО и ПРО, военный завод. Радужный — разбомбленное пятно, смотреть там не на что.

Ну нет, так нет. Я вот чёрт знает, хотел бы Омск увидеть… Нет, конечно хотел бы! И чебуреков в башне в обзорном ресторанчике поесть, и за девушками в парке поухаживать. А вот смотреть, что от родного города осталось — наверное и не хотел бы. И так тяжеловато, так что лучше и не ностальгировать.

За четыре часа мы обогнули Владимир с пригородами, выехали на шоссе и встали у поворота на Ковров. Дорога был полуразрушена, но всё же была, несмотря на буйную растительность по обочинам. И малина с клубникой не только перекидывали лозы поверху, но и сплетались на высоте метра от пластоасфальта, показывая что никто по нему особо и не ездит.

И никаких неприятностей, ни от зверей, ни от разумных, ни от безумных. В общем и к лучшему, да и объяснимо: мы двигались по регионам с повышенным фоном, куда ни одна из названных категорий лишний раз не суётся.

Выдвинулись к Коврову, очень медленно, километров восемь в час, не больше. И поселение тут это, дурацкое, и лозы вьющихся растений откровенно мешали продвижению. Рвались, конечно, но по такой дороге при всём желании не погоняешь.

Через пару километров, впрочем, растительность стала победнее и поуродливее: рос фон, на этот раз от Коврова. А ещё через два Автобус выехал на небольшую возвышенность дороги. Я чуть сдал назад, и стали мы со Светкой любоваться на поселение. Явный новострой, причём — контейнерной застройки, что уже само по себе показатель. И отсутствие заметных огородов. И стен нет, зато обитатели, путь и редкие, стали различимы, хоть и без особых деталей, но…

— Мутанты, — констатировал я. — Но… странные какие! Не перекрученые, да и довольно однотипные, — озадачился я.

Потому что фигуры были за два метра ростом, в большинстве своём. Худые и костлявые, видимо как свойство, а не следствие бескормицы: даже сейчас над походным примусом на атомной батарее переворачивалась здоровенная туша неустановленного зверя, и никто, кроме двух вращальщиков-поваров вокруг слюни не ронял.

И, наконец, на чрезмерно длинных руках мутантов был отчётливо виден лишний сустав, причем у всех, кого мы видели.

— Я уже думала, Жора. И, кажется, поняла. Это не простые мутанты. Это мутанты людей с советским геномом, стабильные, — озвучила Светка.

И… а сходилось всё. Генетический ключ — не гарантия от мутаций. Он снижает их вероятность, значительно понижает вероятность патогенности мутации, если она случилась. И, если рассмотреть картину с существующими мутантами-животными, дикими и модифицированными советскими генетиками-селекционерами, то “да”.

Похоже перед нами носители пусть ослабленного, но генома советского человека. Который, в сочетании с явными мутациями, вывел резистентность к излучению данной популяции на достаточной уровень, чтобы жить в местном, весьма неприятном, фоне.

— И это подвид, а не мутация. Стабильный подвид человека разумного, молодой, но с закреплёнными и передающимися по наследству признаками, — заключил я.

— При этом,