Обозначившихся в президиуме Ваада России противоречий оказалось достаточно, чтобы группа борцов за чистоту идеи во главе с автором из него вышла. Оформив это весной 1994 года на втором съезде под Санкт-Петербургом. Где российский Ваад расстался с Сатановским, Ашкинази, Лукачем, Фельдблюмом и примкнувшим к ним Голенпольским. А также группой поддержки, наиболее видным представителем которой был редактор «Еврейской газеты» Николай Пропирный.

Съезд был забавен. И запомнился участникам только тем, что в кулуарах президент Ваада получил-таки в глаз от одного из делегатов. Который его уважал, но грубости по отношению к себе не потерпел. Что само по себе демонстрирует уровень накала страстей. Вспоминать который годы спустя смешно. Хотя в тот момент автору было не до смеха. Битвы за власть не получилось. Скандала тоже. Хватило того, что творилось на съезде Ваада.

Те, кто хотел из организации уйти, в вежливой форме оповестив об этом съезд, поднялись и ушли. Оставив зал булькать, кипеть и препираться. Что на долгие годы стало для автора единственным правильным выходом в аналогичных ситуациях. Подниматься и уходить. Обозначив позицию. Не пытаясь драться за власть. Тем более вести кулуарные заговоры и интриги. Перекупать голоса. Уж очень все это противно. Хотя по большей части не только общественная жизнь, но и большая политика именно из деятельности такого рода и состоит. И в России. И за рубежом.

Оставшееся время съезда отряхнувшая со своих стоп прах ваадовской активности команда провела в баре пансионата, где усилиями петербуржского Маккаби и его бессменного руководителя Вадика Полянского было организовано мероприятие. Не потому, что состояла из хронических алкоголиков. Но чем-то занять себя в оставшееся время было необходимо. Запить осадок, оставшийся после произошедшего, тоже.

Что происходило в зале и кулуарах, было уже неинтересно. Президент был переизбран. Не без шуток делегатов по поводу наскоро припудренного бланша. Который придал ему несколько разбойничий и одновременно жалобный вид. Хотя, учитывая разницу в габаритах и профессионализм человека, с которым инцидент произошел, можно считать, что он отделался легким испугом. В баре, к большому удовольствию бармена, быстро закончился весь алкоголь. Пришлось завозить дополнительно. Сиделось не то чтобы совсем уж хорошо. Но постепенно отпускало. Кончился период в жизни. Как оказалось, освободив время для куда более интересных занятий.

На всю жизнь автору запомнилось прокуренное до голубого тумана помещение. И Коля Пропирный с гитарой, закутанный в палестинскую куфию. Самозабвенно ревущий во всю глотку «Эвейну шолом алейхем». Потрясая этим сочетанием израильских гостей. Один из них, кажется, сильно пьющий Дубин, имел глупость сделать Пропирному замечание насчет несовместимости сионизма с национальным символом палестинского народа.

Ответ был емок и точен. Гостю напомнили о Шота Руставели и его «Витязе в тигровой шкуре». И сообщили, что в нашей стране всегда так. Что с кого ободрал, то потом и носишь. А дальше, что кому досталось. Витязю – шкура с тигра. Пропирному – куфия, понятно с кого. Дубин правильно понял ситуацию. Больше не доставал. И сэкономил девушкам из аппарата Ваада массу дефицитной пудры…

После чего полтора с лишним года автор, избавленный от необходимости воевать с еврейскими жуликами и интриганами всех мастей, чувствовал себя замечательно. Разобрал и сильно пополнил семейную, еще дореволюционных времен, коллекцию почтовых марок. Много читал.

Освобожденный от ваадовских проблем, подписывал чеки в Европейский совет еврейских общин, Мэю. И много кому начал помогать в российских еврейских организациях, занимавшихся поддержкой одиноких стариков, образованием и наукой. Как ему тогда казалось – ненадолго. Наконец, запустил издательскую программу в своем ближневосточном институте. Которым до того занимался спустя рукава, и до серьезных проектов дело там не доходило.

Пока в конце 1995-го на него не вышли Голенпольский и рав Гольшмидт из Московской Хоральной синагоги. На тему поговорить с интересным человеком по имени Володя Гусинский. С чего пошла в его жизни лет на пятнадцать очередная полоса бурной еврейской общественной активности. Полем ее приложения стал Российский еврейский конгресс. Но это совсем другая история.

Может быть, описанное выше читателю было интересно. Может, нет. В конце концов, автору не дано узнать, кто книгу купит и прочтет. Многое из того, что заполняет ее страницы, составляло его жизнь до середины 90-х. Никаких шансов написать одним разом обо всем, что хотелось, про Холокост, Израиль, западную еврейскую диаспору и многое множество того, что осталось за рамками настоящего повествования, нет. Иначе книга превратилась бы в «кирпич», объемом в пару тысяч страниц – и кому она тогда была бы нужна? Но это еще впереди. Начиная с Российского еврейского конгресса. Собравшего среди евреев и раздавшего в России сотни миллионов долларов – далеко не только евреям. Пережившего свой расцвет, но все еще существующего, как и Ваад России, где-то на окраине общественной жизни страны. До встречи с евреями, читатель!

В конце каждой очередной изданной ЭКСМО книги автора произносятся слова благодарности в адрес тех, кто помог ему в том, что она появилась на свет. Б-г троицу любит. Тех, кто заслужил эти слова после завершения «Моей жизни среди евреев», не меньше, чем отмеченных в «Котле с неприятностями» и «Если б я был русский царь». Хотя список отличается. Да и тех, чьи имена уже всплывали на страницах скромных опусов автора, не обязательно благодарят за то же самое…

Традиционное и неизменное спасибо за все и огромная любовь ближайшей родне. Маме – Александре Вагнер-Сатановской, рожденной в украинском Днепропетровске и живущей в израильском Маалоте. Второй маме – тещеньке, Римме Вепринской, сменившей украинскую же Белую Церковь на Нью-Йорк. Обоим братьям: родному Вите, израильтянину, и шурину Юре, американцу. Как и прочей большой мишпухе. Включающей родственников из России, с Украины, из Израиля, США, Польши и Франции.

Лучшей половине автора, жене Машеньке, которая холила и лелеяла его долгие месяцы, проведенные за компьютером. Младшему поколению: детям Лене и Эмме, любимой невестке Ксюше и, в свои два с половиной года, главному человеку в семье, внуку Яну.

Любимой собаке семьи, пекинесу Зуле, которая активно помогала писать эту книгу, пока не ушла туда, куда все мы уйдем когда-нибудь – и там встретимся. Если только Б-г не предусмотрел отдельного места на небесах для пушистых маленьких собачек…

Партнерам по бизнесу, действующим и ушедшим на вольные хлеба. Которые на протяжении двух десятков лет терпеливо сносили повышенную концентрацию в офисе раввинов и дипломатов, профессоров и журналистов, политиков и студентов. А также прочих лиц всевозможных видов занятий и профессий, которые возникали там в связи с еврейской активностью автора. Принося гениальные проекты и идеи. И унося более чем ощутимые суммы для их воплощения. Взятые, в том числе, из их, партнеров, карманов. За что автор от лица еврейского народа и российских ученых приносит низкий поклон Вадиму Брайнису, Сергею Роленкову, Назиму Касумову, Анатолию Циосу, Сергею Ширяеву, Александру Жукову, Виктору Пасюкову, Михаилу Файде, Александру Шмуклеру, Виталию Кузнецову, Сергею Хрущеву, Ефиму Жигуну и Александру Егорову. Хорошо, когда люди, с которыми работаешь, – настоящие друзья. С ними споришь. Иногда ссоришься. Но на них всегда можно положиться.